интереснее. Будь она чуть хуже воспитана, в ней была бы пикантность парвеню; будь немного утонченнее, она была бы великолепна. А так - ни рыба, ни мясо - она напоминала плоскую картинку: ей не хватало третьего измерения.

В конце ужина он обратил внимание на то, как она рассматривает его галстук. Он тоже опустил глаза на галстук и неуверенно спросил:

- Не тот цвет? - Галстук был однотонный, без узора.

- Нет, он отличный, - поспешно заверила она, - но не совсем подходит к вашему костюму. Это единственная деталь, которая не сочетается с остальным… Не сердитесь, я не хочу вас поучать, - извинилась она и замолчала.

Он снова посмотрел на галстук - с интересом, будто раньше не знал, что на нем надето, будто сам удивился, увидев его. Чтобы немного уменьшить дисгармонию, на которую она обратила внимание, он засунул глубже в карман пиджака платок.

Потом они выкурили по сигарете, немного посидели за рюмкой коньяка и поднялись. Только у выхода перед большим зеркалом она надела шляпу и снова как будто ожила, стала выразительной. Он отметил про себя, насколько шляпа меняет ее, - как будто зажегся яркий, праздничный свет.

Такси остановилось перед театром, и огромный швейцар, ростом не меньше ста девяноста сантиметров, открыл перед ними двери. В его глазах промелькнуло удовольствие, когда шляпа проплыла перед ним. У швейцара были большие усы, как у моржа, он напоминал карикатуру на театрального швейцара из журнала «Нью-йоркер». Он широко открытыми глазами следил за шляпой. Хендерсон заметил это, но тут же забыл - насколько человек вообще может что-то забыть.

В фойе было пусто - они опоздали. Даже контролера уже не было у входа. Анонимный силуэт, вырисовывавшийся на фоне стены, встал у них на пути у входа в зал, билетерша фонариком осветила билеты и повела их по коридору, светя им под ноги.

Они сидели в первом ряду, даже слишком близко. Сцена сначала казалась размазанной оранжевой краской, но скоро глаза привыкли, Они терпеливо следили за ревю, составленным из отдельных номеров, смонтированных, как эпизоды фильма. Время от времени женщина с удовольствием смеялась. Его хватило только на вымученную улыбку. Шум, краски, яркий свет достигли апогея, и занавес закрылся - закончилось первое отделение.

Загорелись люстры, поднялся шум - зрители вставали и покидали зал.

- Хотите покурить? - спросил он.

- Останемся здесь. - Она подняла воротник. В зрительном зале было душно, и он понял, что она не хочет, чтобы кто-нибудь узнал ее.

- Вы уже видели этих артистов? - спросила она приглушенным голосом и улыбнулась.

Он наблюдал, как она машинально теребит в руках программку, загибая правый верхний уголок. Все листки теперь были загнуты один на другой.

- Это у меня дурная привычка, иногда я даже не замечаю, что делаю.

Открылись дверцы, ведущие в оркестровую яму, и появились музыканты, чтобы приготовиться ко второй части представления. Ближе всего к ним, отделенный от них только перилами, сидел ударник. Он напоминал грызуна, который за последние десять лет ни разу не выбрался на солнце. Кожа на его лице была сильно натянута, прилизанные волосы блестели, как мокрая купальная шапка с белым швом посередине. Верхнюю губу украшали усы, напоминающие скорее черный дым, выходящий из носа.

Он передвинул стул, укрепил что-то на своих инструментах и, покончив с этим, уселся поудобнее. И тут ему в глаза бросилась ее шляпа. Вероятно, она его потрясла. Тупое, неинтеллигентное лицо застыло. Он открыл рот, как рыба, и забыл его закрыть. Он пытался отвести от нее взгляд, но не мог с собой ничего поделать, глаза его все время возвращались к шляпе.

Хендерсон с любопытством наблюдал за ним со стороны, но, заметив, что упорный взгляд музыканта становится уже неприличным, одарил его таким взглядом, что тот повернулся к своему пюпитру и уставился в ноты. Несмотря на то что голова его была повернута в другую сторону, по напряженной позе было видно, что он продолжает думать о спутнице Хендерсона.

- Наверное, я произвела на него впечатление, - улыбнулась она.

- Великолепный барабанщик сражен, - подтвердил он.

Ряды за ними вновь заполнились. Свет в зале погас, опаздывающие пробрались на свои места; началось второе отделение. Она снова рассеянно загибала ослиные уши на своей программке.

В середине второго отделения американский оркестр ушел, его заменили экзотические тамтамы и гремящие тыквы. Под их аккомпанемент появилась звезда вечера, сенсация из Южной Америки Эстелла Мендес.

Спутница подтолкнула его локтем. Он непонимающе посмотрел на нее и снова перевел взгляд на сцену. Обе женщины уже уловили роковое обстоятельство, пока недоступное мужскому интеллекту. Он услышал таинственный шепот:

- Какое у нее лицо! Она готова меня убить.

Черные глаза женщины на сцене сверкали ненавистью сквозь ослепительную улыбку каждый раз, когда ее взгляд падал на точную копию ее собственной шляпы, украшавшую голову спутницы Хендерсона, сидящей в первом ряду. Трудно было не обратить на нее внимание.

- Теперь я знаю, откуда появилась идея этого сооружения, - вздохнула она грустно.

- Но почему она так сердится? Наоборот, она должна себя чувствовать польщенной.

- Вам, мужчинам, этого не понять. Пусть лучше украдет все мои драгоценности, но не трогает мою шляпу. А здесь шляпа к тому же важная деталь. Как часть ее образа. Вероятно, ее тайно скопировали; сомневаюсь, что она бы на это согласилась…

Он начал с интересом следить за выступлением.

Пение было безыскусно, как и бывает с настоящим искусством. Или как некоторые себе позволяют, и им это сходит с рук. Она пела по-испански, но и на этом языке текст не отличался излишней глубиной.

Припев без конца повторялся. При этом она делала большие глаза, танцевала и бросала цветы из висящей на руке корзины женщинам, сидящим в зале.

Она спела два куплета, и практически все женщины в трех первых рядах были одарены цветами. Кроме спутницы Хендерсона.

- Она специально меня не замечает, чтобы отомстить за шляпу, - прошептала она понимающе.

И действительно, каждый раз, когда актриса проплывала мимо них, ее глаза зловеще сверкали и из них только что не сыпались искры.

- Смотрите, сейчас я попрошу у нее цветок, - предупредила она, чтобы он не пропустил развлечение.

Она молитвенно сложила руки под подбородком. Намек был демонстративно проигнорирован. Тогда она умоляюще протянула руки.

Глаза на сцене сузились, как щелки, потом взгляд был отведен и вновь стал нормальным.

Неожиданно спутница