лавку. Его лицо было красивым, пугали только темные глаза, такие темные, что зрачков было почти не отличить.

Старушенция побледнела, перекрестилась, потом поклонилась, потом опять перекрестилась, она хватала ртом воздух, чтобы сказать что-то, но ей все не удавалось, из легких выходило одно сипение.

Мужчина продолжал, глядя так, что у меня тоже сердце в пятки ушло:

— Это правда? Вы украли кольцо?

— Конечно, нет! — возмутилась я. — Я пришла продать его, а она…

Он кивнул, словно прочел все остальное на моем лице.

— Госпожа ювелирша, должно быть, ошиблась, — перевел он тяжелый взгляд на старушку.

Та, заикаясь и дрожа, закивала и протянула кольцо. Я схватила его и тут же надела на шею ленту. Он перехватил кольцо и покрутил.

— Дорогая вещица, как она у вас оказалась?

— Это моей матушки. Мы хотим купить лошадь, наш Русак…

— Совсем старый? — предположил он, возвращая украшение.

Я кивнула.

— Понимаю. И сколько вам предложила госпожа ювелирша?

— Один золотой.

Он выгнул бровь. Потом повернулся медленно к старушонке.

— Я хххотела сказать ддвадцать зззолоттых… — пискнула, заикаясь, ювелирша.

— Сколько?! — нахмурился он.

— Сссссто ддддваддддцать ппппять! — взвизгнула ювелирша, прячась за прилавок. Мужчина повернулся ко мне.

— Достаточно?

— Да, — осторожно ответила я. Было не по себе от страха ювелирши и такого властного поведения господина, хотелось оказаться поскорее возле Макса.

Старуха отсчитала дрожащими руками деньги, забрала кольцо, и мы вышли вместе с мессиром Сантьяго из лавки.

— Благодарю вас, сударь, — я хотела метнуться от него прочь, но он крепко удержал меня за локоть.

— Я провожу вас, с такими деньгами ходить по городу небезопасно.

Я поняла, что сопротивляться бесполезно. Он как-то подавлял волю, а может, я просто ослабла после испуга в лавке.

По дороге на базар он узнал мое имя, расспросил про семью, рассказал, что он здесь начальник городской стражи и градоначальник, поэтому в городе его все побаиваются.

Я и в самом деле замечала, как отводят взгляд узнающие его прохожие и торопятся проскользнуть мимо незамеченными. Он был со мной очень вежлив, а когда мы подошли к Максу, распрощался и ушел.

Я вздохнула с облегчением, встала вместо брата за прилавок, а он пошел выбирать коня. Мы менялись несколько раз: я нашла ленты, красивую рубашку для мамы, прялки, наш товар неплохо разбирали, но к концу дня осталась почти половина.

— Мессир Сантьяго сказал, что завтра будет народу не меньше, может, останемся? — Макс жалобно посмотрел на меня. Все-таки я старшая, решать мне.

— Не знаю, мама волноваться будет, — усомнилась я.

— Наш скорняк здесь меха продает, он уедет сегодня. Можем с ним передать весточку маме. Половина товара осталась, не возвращаться же… Решайся, сестрица! Ты же никогда не выбиралась сюда, а завтра можно и бой быков посмотреть успеть.

— Ну, хорошо! — улыбнулась я. Максу отказать невозможно, он такой умилительный, когда просит о чем-то.

И мы начали убирать товар на ночь.

Пришлось прерваться. Стражники спустили мне сюда в ведерке похлебку. Горячую, но практически пустую: только лук плавает, да и то почти все расплескалось из плошки. Но и за это спасибо.

Сколько раз я вспоминала тот день и пыталась понять, возможно ли было избежать того, что случилось? Или это был злой рок, с самого начала?

Так или иначе, а свободной с того дня я не была. Только переходила из одной западни в другую. Да, сначала это были клетки побольше и питание получше. Но для меня смысл не менялся.

Моей первой клеткой стал мессир Сантьяго. Было бы наивно думать, что он защитил меня дважды из доброты. Но я была наивна. Я была не подготовлена к коварству и жестокости, обману и подлости. В моей душе была только благодарность по отношению к нему. Поэтому, когда мы с братом решили остаться на второй день ярмарки и отправились в таверну, я уже и думать о нем забыла, мечтая о том, чтобы поскорее поесть и лечь спать.

Но произошло нечто совершенно неправдоподобное: Макс, который на спор с ребятами дома выпивал несколько кружек пива и не хмелел, выпил квасу и ввязался в драку с одним из военных за соседним столом. Невероятным было и то, что он вопил, будто слышал, как они неуважительно отзываются обо мне, я такого не слышала, пыталась остановить его, но он только рассвирепел, его повязали, чтобы усмирить.

Я попросила у военного прощения за брата, но он вдруг рассердился, хотя до этого совершенно хладнокровно, посмеиваясь, пытался усмирить пьяного деревенского парня.

Совершенно неожиданно для меня и для начинающего приходить в себя Макса, мы оказались заключенными за разжигание драк и попытку навредить военному лицу. Кажется, нам обоим грозило наказание в виде ударов кнута. Глупо, но я тогда подумала, что избежать удара у меня получилось лишь на время.

Вспомнив о мессире Сантьяго, я подумала, что, возможно, нам помогут стражники. Подозвав одного из них, я попросила его связаться с начальником городской стражи. Тот странно побледнел, посоветовал молиться, чтобы начальник не пришел дознаваться нас. Он казался искренним, будто и сотня кнутов была легче, чем приход мессира Сантьяго.

Больше я не пыталась его убедить. Макс растянулся на соломенной подстилке, я же не могла уснуть. Усталость была сильной, но меня беспокоило наше будущее. И еще я волновалась за оставленное в таверне имущество. Наконец, понимая, что волнение никак не поможет разрешить ситуацию, я прилегла на тюфяк, чтобы уснуть.

Макс храпел вовсю, и я никак не могла провалиться в сон. Сквозь закрытые веки в темноте я увидела отсветы пламени, должно быть, кто-то с факелом подошел к нашей камере.

Потом я уловила голоса. Но не поняла, о чем говорят, почти сразу раздался щелчок засова, и я села с часто бьющимся сердцем. Вошли двое стражников, они подхватили меня под локти и вывели из камеры, тяжелая дверь тут же закрылась за спиной. Макс даже не проснулся.

Меня вывели вверх по лестнице из подвала тюрьмы. На все вопросы стражники ничего не отвечали. А потом и вовсе вставили мне кляп в рот и надели черный мешок на голову. Я забилась в немом отчаянии, пытаясь вырваться, но их было двое. Меня выволокли наружу, я поняла это по холодному ветерку, потом затолкали в экипаж, и мы поехали.

Мне было очень страшно. Я плакала навзрыд, но старалась сидеть тихо, чтобы ничем не разозлить свой конвой, потому что уже получила два ощутимых пинка в ребра. Довольно скоро мы остановились, высадились из экипажа, и тут у меня стали подгибаться от страха колени. Я бы и хотела идти, как мне велели, но не могла. Меня практически втащили в