- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (135) »
ради. Немного погодя я отвлекся от своего занятия и посмотрел на облачное небо. Облака всегда принимают самые разные очертания, но в тот день я увидел нечто такое, чего не видел ни до, ни после: бородатого старика, который под воздействием ветра превратился сначала в черного дракона, затем в чудесного коня с рогом на лбу и наконец в прекрасную женщину, улыбнувшуюся мне.
Потом я увидел летучий замок, похожий на многоконечную звезду, поскольку башни и башенки торчали по всем углам крепостной стены. Я продолжал говорить себе, что вижу просто облако, но видение нисколько не походило на облако, Бен. Замок в небе казался каменным. Я вскочил на ноги и побежал за ним, ожидая, что вот-вот ветер рассеет чудесным образом сгустившиеся облака, но ничего подобного так и не произошло.
Настала ночь. Теперь я не видел летучего замка и сознавал, что нахожусь очень далеко от нашей рыбачьей хижины. Скорым шагом я двинулся обратно через холмистое плоскогорье, но шел все вниз и вниз по склону, не имевшему конца. В темноте кто-то схватил меня за плечо, а когда я оттолкнул незримую руку, еще кто-то поймал меня за лодыжку. Потом я услышал голос: «Кто это пришел к нам в Эльфрис?» Я до сих пор живо помню это, а потом не помню ничего. Только голос и ощущение, что в меня со всех сторон вцепляются десятки рук.
Я очнулся в пещере у моря, где старая женщина с неимоверным количеством зубов сидела и пряла; немного овладев собой и нашарив свой посох, я спросил по возможности вежливым тоном: – Не можете ли вы сказать мне, мадам, где я нахожусь и как отсюда добраться до Гриффинсфорда? По непонятной причине я посчитал, что мы живем в Гриффинсфорде, Бен, и я до сих пор не помню названия нашего родного города. Возможно, он действительно называется Гриффинсфордом. Они у меня совсем смешались. Старуха отрицательно потрясла головой. – Вы знаете, как я попал сюда? Она рассмеялась, и в смехе слышался шум ветра и моря; она являлась единым целым с солеными брызгами и пеной волн, разбивавшихся о скалы у пещеры. Разговаривая с ней, я разговаривал с морем. Так мне казалось. Звучит безумно, верно? Я слыл малость тронутым с самого своего рождения, а теперь стал нормальным и чувствовал себя замечательно. Ветер и волны сидели вместе со мной в этой пещере, прядя бесконечную нить, и природа теперь не казалась чем-то внешним и чуждым. Старуха воплощала собой почти всю природу, а я малую часть оной, и я уже очень давно покинул родные края. Позже Гарсег сказал, что меня исцелило море. Я направился к выходу из пещеры и не останавливался, покуда вода не поднялась мне до пояса; но я видел лишь отвесные стены утесов, нависавших над пещерой, темно-синюю воду впереди, чаек и зубчатые черные скалы, похожие на драконьи зубы. – Надо подождать отлива, – сказала старуха. Я вернулся, насквозь промокший до подмышек. – А отлив скоро начнется? – Не очень. Затем я просто сел, опершись на свой посох, и стал наблюдать за пляшущим веретеном, пытаясь понять, что за странные такие волокна старуха скручивает в нить и почему волокна издают такие звуки. Порой казалось, что в кудели на мгновение проступают лица, мелькают руки и ноги. – Ты Эйбел Благородное Сердце. Я удивился и назвал свое прежнее имя. Старуха впервые подняла глаза от веретена. – Мое слово закон, непреложен он, – сказала она. Я извинился. – Без лишений нельзя никак, посему постановляю так: чем низменнее твоя возлюбленная, тем возвышеннее твоя любовь. – Старуха отвлекась от своего занятия и улыбнулась мне. Я понимал, что она улыбается доброжелательно, но ее зубы, на вид острые как бритвы, наводили ужас. – За дерзость, – сказала она, – приходится расплачиваться, а поскольку так оно обычно всегда и бывает, особого вреда не случится. Так я получил новое имя. Старуха вновь принялась прясть, но казалось, она читает по нити. – Ты переживешь падение перед взлетом и взлет перед падением. Испуганный этими словами, я попросил позволения задать вопрос. – Раз уж ты задаешь вопрос, постарайся задать вопрос потолковее. Что ты хочешь знать, Эйбел Благородное Сердце? В голове у меня теснилось столько вопросов, что я не смог выбрать ни одного дельного. – Ты кто? – спросил я. – Парка. – Ты предсказательница? Она снова улыбнулась. – Некоторые так считают. – Как я сюда попал? Старуха указала веретеном с навитой на него пряжей в глубину пещеры, погруженную в густой мрак. – Я не помню, чтобы я был там, – сказал я. – Это воспоминание стерто из твоей памяти. Я сразу же понял, что так оно и есть. Кое-что я помнил. Я помнил тебя, нашу лесную хижину и облака – но все это осталось в далеком прошлом, а с той поры произошло множество событий, которых я совершенно не помнил. – Тебя привели ко мне эльфы. – Кто такие эльфы? – Мне казалось, я должен знать. – Разве ты не знаешь, Эйбел Благородное Сердце? Затем она надолго погрузилась в молчание. Я сел и пристально уставился на нее, хотя время от времени оборачивался и бросал взгляд в глубину пещеры, откуда, по словам старухи, я пришел. Каждый раз, когда я отводил от нее глаза, она начинала увеличиваться в размерах, и я остро чувствовал близкое присутствие некоего огромного существа. Когда же я вновь переводил взгляд на нее, она неизменно оказывалась ниже меня ростом. Это во-первых. Во-вторых, я помнил, что в детстве знал об эльфах все; и с этим воспоминанием было связано другое, о маленькой девочке, которая играла со мной… и там были огромные-преогромные деревья, папоротники гораздо выше нашего роста и прозрачные родники. И мох. Очень много мха. Зеленого мягкого мха, похожего на бархат. – Они прислали тебя с рассказом о своих обидах, – сказала Парка, – и о своем поклонении. – Поклонении? – Я не понял толком, что она имеет в виду. – Поклонении вам. Эти слова вызвали у меня другие воспоминания – не совсем воспоминания, а смутные чувства. – Они мне не нравятся, – сказал я, и это было правдой. – Посади одно семечко, – сказала старуха. Я долго ждал, не скажет она еще чего; ждал, поскольку не хотел задавать вопросов. Но она молчала, и наконец я спросил: – Вы не собираетесь рассказать мне обо всем? Об обидах и прочих делах? – Нет. Я облегченно вздохнул. Я боялся услышать что-нибудь ужасное. – Ну и хорошо. – Да. Без успехов нельзя никак, посему постановляю так: всякий раз, когда ты исполнишь желание сердца своего, сердце твое будет устремляться к еще высочайшей цели. У меня возникло ощущение, что если я продолжу задавать вопросы, ответы на них мне не понравятся. Солнце протянуло свои руки в пещеру и благословило нас обоих – по крайней мере, мне так
Я очнулся в пещере у моря, где старая женщина с неимоверным количеством зубов сидела и пряла; немного овладев собой и нашарив свой посох, я спросил по возможности вежливым тоном: – Не можете ли вы сказать мне, мадам, где я нахожусь и как отсюда добраться до Гриффинсфорда? По непонятной причине я посчитал, что мы живем в Гриффинсфорде, Бен, и я до сих пор не помню названия нашего родного города. Возможно, он действительно называется Гриффинсфордом. Они у меня совсем смешались. Старуха отрицательно потрясла головой. – Вы знаете, как я попал сюда? Она рассмеялась, и в смехе слышался шум ветра и моря; она являлась единым целым с солеными брызгами и пеной волн, разбивавшихся о скалы у пещеры. Разговаривая с ней, я разговаривал с морем. Так мне казалось. Звучит безумно, верно? Я слыл малость тронутым с самого своего рождения, а теперь стал нормальным и чувствовал себя замечательно. Ветер и волны сидели вместе со мной в этой пещере, прядя бесконечную нить, и природа теперь не казалась чем-то внешним и чуждым. Старуха воплощала собой почти всю природу, а я малую часть оной, и я уже очень давно покинул родные края. Позже Гарсег сказал, что меня исцелило море. Я направился к выходу из пещеры и не останавливался, покуда вода не поднялась мне до пояса; но я видел лишь отвесные стены утесов, нависавших над пещерой, темно-синюю воду впереди, чаек и зубчатые черные скалы, похожие на драконьи зубы. – Надо подождать отлива, – сказала старуха. Я вернулся, насквозь промокший до подмышек. – А отлив скоро начнется? – Не очень. Затем я просто сел, опершись на свой посох, и стал наблюдать за пляшущим веретеном, пытаясь понять, что за странные такие волокна старуха скручивает в нить и почему волокна издают такие звуки. Порой казалось, что в кудели на мгновение проступают лица, мелькают руки и ноги. – Ты Эйбел Благородное Сердце. Я удивился и назвал свое прежнее имя. Старуха впервые подняла глаза от веретена. – Мое слово закон, непреложен он, – сказала она. Я извинился. – Без лишений нельзя никак, посему постановляю так: чем низменнее твоя возлюбленная, тем возвышеннее твоя любовь. – Старуха отвлекась от своего занятия и улыбнулась мне. Я понимал, что она улыбается доброжелательно, но ее зубы, на вид острые как бритвы, наводили ужас. – За дерзость, – сказала она, – приходится расплачиваться, а поскольку так оно обычно всегда и бывает, особого вреда не случится. Так я получил новое имя. Старуха вновь принялась прясть, но казалось, она читает по нити. – Ты переживешь падение перед взлетом и взлет перед падением. Испуганный этими словами, я попросил позволения задать вопрос. – Раз уж ты задаешь вопрос, постарайся задать вопрос потолковее. Что ты хочешь знать, Эйбел Благородное Сердце? В голове у меня теснилось столько вопросов, что я не смог выбрать ни одного дельного. – Ты кто? – спросил я. – Парка. – Ты предсказательница? Она снова улыбнулась. – Некоторые так считают. – Как я сюда попал? Старуха указала веретеном с навитой на него пряжей в глубину пещеры, погруженную в густой мрак. – Я не помню, чтобы я был там, – сказал я. – Это воспоминание стерто из твоей памяти. Я сразу же понял, что так оно и есть. Кое-что я помнил. Я помнил тебя, нашу лесную хижину и облака – но все это осталось в далеком прошлом, а с той поры произошло множество событий, которых я совершенно не помнил. – Тебя привели ко мне эльфы. – Кто такие эльфы? – Мне казалось, я должен знать. – Разве ты не знаешь, Эйбел Благородное Сердце? Затем она надолго погрузилась в молчание. Я сел и пристально уставился на нее, хотя время от времени оборачивался и бросал взгляд в глубину пещеры, откуда, по словам старухи, я пришел. Каждый раз, когда я отводил от нее глаза, она начинала увеличиваться в размерах, и я остро чувствовал близкое присутствие некоего огромного существа. Когда же я вновь переводил взгляд на нее, она неизменно оказывалась ниже меня ростом. Это во-первых. Во-вторых, я помнил, что в детстве знал об эльфах все; и с этим воспоминанием было связано другое, о маленькой девочке, которая играла со мной… и там были огромные-преогромные деревья, папоротники гораздо выше нашего роста и прозрачные родники. И мох. Очень много мха. Зеленого мягкого мха, похожего на бархат. – Они прислали тебя с рассказом о своих обидах, – сказала Парка, – и о своем поклонении. – Поклонении? – Я не понял толком, что она имеет в виду. – Поклонении вам. Эти слова вызвали у меня другие воспоминания – не совсем воспоминания, а смутные чувства. – Они мне не нравятся, – сказал я, и это было правдой. – Посади одно семечко, – сказала старуха. Я долго ждал, не скажет она еще чего; ждал, поскольку не хотел задавать вопросов. Но она молчала, и наконец я спросил: – Вы не собираетесь рассказать мне обо всем? Об обидах и прочих делах? – Нет. Я облегченно вздохнул. Я боялся услышать что-нибудь ужасное. – Ну и хорошо. – Да. Без успехов нельзя никак, посему постановляю так: всякий раз, когда ты исполнишь желание сердца своего, сердце твое будет устремляться к еще высочайшей цели. У меня возникло ощущение, что если я продолжу задавать вопросы, ответы на них мне не понравятся. Солнце протянуло свои руки в пещеру и благословило нас обоих – по крайней мере, мне так
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (135) »