За три дня до страстной седмицы 7190 года полковник Мирон Иванович Золотарёв решил отправить родителям своим в дальнее село три плетёных крошни праздничной снеди, чтоб было чем разговеться старикам на Светлое Воскресенье. Пятидесятник Дмитрий Михайлов поручил дело сие двум молодым стрельцам: Степану Антипову и Ивану Ильину.

  Рано утром, как только солнышко показалось из-за темного леса да разбудило голосистых петухов, стрельцы погрузили корзины на телегу и поехали к наплавному мосту через Москву реку. А дальше путь их лежал прочь из города по Стромынской дороге.

  За день до того шёл сильный дождь, и с утра было зябко, а потом распогодилось. Солнце грело путников ласково, но не жарко. И очень легко дышалось свежим весенним воздухом. Не жизнь, а радость превеликая. Стрельцы выехали из города, переправились через Яузу, проехали мимо летнего царского дворца в селе Преображенском, а дальше дорога пошла лесом. Иван правил лошадью, а Степан лежал на телеге, слушал птичьи трели да глядел на обочину. По чести сказать, смотреть на обочине было вовсе нечего: грязь, жухлая трава да серые кустарники. Одно и то же. И уж стали слипаться глаза Степана, но тут что-то рыжее мелькнуло в кустах.

  - Ваньша! - крикнул товарищу встрепенувшийся стрелец. - Глянь-ка, лиса, вроде, мертвая.

  - Где?

  - Да, вон в кустах. Глянь, глянь...

  - Нет, не лиса это, - Иван потянул на себя вожжи и остановил лошадь. - Сверток какой-то рыжий... Тулуп, что ли, кто-то выбросил...

  - Пойду посмотрю, - Степан спрыгнул с телеги и пошёл через придорожный кустарник. Сырая лесная почва сердито зачавкала у него под ногами.

  Стрелец быстро добрался до желанного свёртка, нагнулся, раздвинул края тряпок и заорал благим матом.

  - Ваньша! Смотри-ка чего тут! Баба, кажись! Ух ты, спаси и помилуй меня Господи! Что творится на свете белом!

  Подбежавший Иван увидел рыжую холстину, из которой виднелось серое лицо покойницы.

  - Точно, баба мёртвая, - Степан схватил товарища за руку. - Чего делать-то будем?

  - Вот что, - Иван сдвинул шапку на затылок и почесал пятернёй голову, - я дальше один поеду к полковниковой родне, а ты беги обратно в город и доложи пятидесятнику о находке, а он сам сообразит чего и как. Вот ведь напасть какая... Прости и помилуй, Господи...

  Разобраться в том, чего это там нашли стрельцы при дороге, послали подьячего Разбойного приказа Осипа Носова. Послали и велели разузнать во всех подробностях, что это за мертвецы валяются недалеко от дворца, где проживает вдовая царица Наталья Кирилловна с сыном. Негоже в таких местах мертвецам быть.

  Подьячий вместе с двумя ярыжками поскакали в Преображенское верхом. А вслед за ними выехала и телега. Когда подьячий со спутниками добрался до нужного места, здесь уже собралась изрядная толпа народа. Люди с опаской поглядывали на кусты и что-то обсуждали вполголоса. На лицах у всех был испуг и недоумение. Увидев подьячего с ярыгами, все замолчали и расступились.

  Ярыга Фефил перекрестился и принялся осторожно разворачивать холстину. Все вокруг примолкли и даже дыхание затаили. Мёртвая тишина повисла над недобрым местом. А когда Фефил развернул покойницу, подьячий даже глаза зажмурил. Перед ним лежала совсем голая девчонка лет тринадцати - четырнадцати. И всё тело девчонки было в ранах и синяках. Жуткое зрелище.

  - Задушили страдалицу, - вздохнул ярыга Никонор, тыча пальцем в кроваво-синюю полосу на белой шее покойницы. - Вот изверги... Иродово племя...

  - Заворачивай обратно, - велел подьячий ярыге. - Сейчас, телега приедет, в убогий дом отвезём на Пречистенку. Может, хоть, похоронят её по-людски... И, это... Лицо пока оставьте открытым. Пусть здешние поглядят, авось, кто её и признает...

  - Смотри-ка, Осип Акимов, - тихо сказал Фефил, разжимая руку мертвой девчонки. - Свеча, вроде...

  Ярыжки всегда называли имя Осипа с обязательным упоминанием имени его отца, и Осип при таких обращениях чуть тушевался. Молод он ещё был, чтоб по отчеству зваться, а потому и сомнения кружили в голове парня: то ли насмехаются над ним ярыжки, то ли и вправду так уважают? Не поймёшь этих мужиков сразу - здорово они себе на уме.

  Вот и сейчас чуть засопел подьячий, принимая из рук Фефила огарок свечи. Ничего особенного огарок: темно-желтый с зеленоватыми разводами и с плетённым косичкой обгорелым фитильком.

  - Пригодится, - подумал подьячий, завернул находку в тряпицу и сунул в суму, висевшую у него через плечо.

  Свёрток с трупом вынесли на дорогу и положили так, чтобы можно видеть лицо покойницы. Люди, часто крестясь да причитая шепотом, подходили к свёртку поближе и смотрели на убитую. Мужики тяжело вздыхали, а бабы утирали слёзы. Покойницы никто не признал. Подьячий раза три выкрикнул, чтоб еще раз все посмотрели да припомнили: не было ли чего странного тут в последнее время, но люди только плечами пожимали на выкрики эти. Никто ничего странного не вспомнил. Покричал, покричал Осип Носов да успокоился. Плетью обуха не перешибёшь.

  Телеги ещё не было, а потому Осип решил немного осмотреться в лесу. В лесу сыро, ноги здорово вязнут в грязи, но подьячего это не остановило. Он пролез еле заметной тропой через заросли молоденьких елочек и потом по черным осиновым листам решил пройти до поваленного толстого дерева, видневшегося чуть впереди. А вот дальше дерева того пойти не получилось - дальше начиналось болото. Подьячий прошёл немного в сторону и опять попал в вязкую черную грязь. Помянув чёрта, Носов выбрался на сухое место, и, уж было, пошёл обратно, но тут увидел, что из тины торчит какой-то предмет. Поначалу Осип подумал, что это бревно, но, присмотревшись, смутился - не бревно, вроде...

  Прибежавшие на зов ярыги нарубили толстых палок с крепкими сучками и, ловко орудуя этими палками как крючьями, достали из болотной тины подозрительный предмет. Это было точно не бревно. Фефил набрал из ямы в кожаный мешок воды и плеснул на находку, чтоб смыть чуток грязь. Скоро поняли, что это тоже некий свёрток. А как стали разворачивать его, так всех до единого тошнота одолела.