дружелюбно.

Глава 24 Приветствия и прощания

К платформе Нью-Джерико приближался поезд. Он должен был отвезти Фрэнка в настоящее, к Вирджинии. Уже слышались пыхтение паровоза и перестук колес на стыках рельсов. Вот поезд появился из-за поворота, вытянулся в струнку, прогремел мимо, обдувая людей на платформе горячим ветром, и остановился, когда люди окончательно потеряли надежду и решили, что он проследует Нью-Джерико без остановки.

Человеку, который должен был выступить на предстоящем процессе против Альмы Дидрич в качестве главного свидетеля, и помощнику шерифа, сопровождавшему свидетеля, пришлось бежать по платформе, чтобы успеть влезть в вагон.

Первым в вагон поднялся помощник шерифа. Таунсенд поднял ногу на ступеньку и обернулся, чтобы попрощаться с Эймсом. Тот ткнул Таунсенда пальцем в руку — в то место, где детям прививают оспу, — и сказал:

— Вы должны снова быть здесь не позже среды. Это все, чего я пока смог для вас добиться. Вы сообщили ей, что возвращаетесь?

— Нет, я появлюсь перед ней ниоткуда, как уже однажды случилось. Но теперь я вернусь навсегда. Я привез бы ее сюда, но боюсь, что ее станет преследовать пресса, когда начнется слушание дела.

— Я позабочусь о ней, — пообещал Эймс. — И устрою вам комнату с пансионом.

Поезд тронулся. Таунсенд прошел за помощником шерифа в вагон и сел у окна; снял шляпу, повесил на крючок и откинулся на спинку сиденья. Нью-Джерико уплывал назад. Внезапно краем глаза он вдруг уловил нечто, невольно напомнившее ему о прошлых опасностях. По перрону за поездом бежал Эймс и размахивал каким-то блестящим металлическим предметом.

Таунсенд высунулся из окна, и Эймс на ходу протянул ему портсигар, который Фрэнк когда-то пытался заложить в ломбарде в районе Тиллари-стрит.

— Вы оставили в кабинете вчера вечером, а я забыл его вернуть. Что вас рассмешило? — спросил он, заметив на губах Таунсенда улыбку.

— Ничего. Просто жизнь идет по кругу, верно? Мы заканчиваем там, где начали. Когда я впервые вас увидел, вы тоже бежали за поездом и нас разделяло окно.

Эймс отставал и остался далеко позади, когда поезд набрал скорость. За окнами проплыло небольшое сельское кладбище.

Таунсенд сразу узнал знакомый холмик. Он успел кинуть взгляд на небольшой надгробный камень, его единственный подарок Рут Дилон. Рут, которая так много ему дала — и прошлое, и будущее. Он поднял к виску два сжатых пальца и резко отбросил в сторону — приветственный и прощальный жест.

Локомотив дал долгий, невыразимо тоскливый гудок. Когда гудок умолк, еще секунду-другую он слышался Таунсенду. Потом этот призрак звука исчез. Но Таунсенд знал, что ушло нечто гораздо большее, нежели эхо гудка одинокого поезда над деревенскими полями.

Ушло прошлое.

Навсегда.