— что ж это вы ни с того ни с сего разгневались!» — «Да чем же, сударь, я-то виновата, что земля моя доходу не приносит, мое ли это дело? Вам, небось, ведомо, что за меня сватались тот-то и тот-то и еще десятка два других — уж эти меня и без приданого взяли бы, да я никого не хотела, кроме вас, очень вы мне приглянулись, а сколько горя причинила я этим почтенному отцу моему! Ну да теперь-то я за свое своеволие сторицей расплачиваюсь, ибо нет меня несчастней на свете. Сами скажите, сударь мой, пристало ли женщине моего сословия жить так, как я живу?! (О других сословиях я уж и не говорю!) Клянусь Святым Иоанном, нынче служанки — и те ходят в платьях много богаче моего воскресного. Ох, не знаю, зачем это иные добрые люди умирают, а я живу да маюсь на белом свете, — пусть бы Господь прибрал меня поскорее, по крайней мере, не пришлось бы вам меня кормить и терпеть от меня всяческое неудовольствие!» — «Ах ты господи, душенька моя, — молит ее муж, — да не говорите вы так, не терзайте моего сердца, ведь я на все для вас готов! Вы только потерпите некоторое время, а теперь повернитесь ко мне, я вас приласкаю!» — «Боже сохрани, и не подумаю, до того ли мне сейчас! И дай господи, чтобы вы о ласках помышляли не более моего и никогда ко мне не прикасались!» — «Ах, вот вы как», — говорит он. «Да уж так!» — отвечает жена. Тогда, желая испытать ее, спрашивает муж: «Верно, коли я умру, вы тотчас же за другого выйдете?» — «Сохрани Бог! — вскрикивает жена, — за вас-то я выходила по любви, и никогда больше ни один мужчина не похвалится тем, что целовал меня; да знай я, что мне суждено вас пережить, я бы на себя руки наложила, чтобы умереть первой!» И в слезы. Так вот причитает в голос молодая притворщица, хотя в мыслях-то у ней совсем обратное, а супруг никак не поймет, смеяться ему или плакать: ему и лестно, что его любимая жена столь целомудренна и об измене не помышляет, ему и жалко ее донельзя оттого, что она опечалена, и не будет ему покоя, пока он не утешит и не развеселит ее. Но она, твердо положив добиться своего, то есть желанного платья, все безутешна. И для того, встав поутру чуть свет, ходит весь день, как в воду опущенная, и слова путного от нее не добьешься.

А как наступит следующая ночь и она ляжет спать, муж ее, по простоте душевной, все будет приглядываться, заснула ли она и хорошо ли укрыта. И если нет, то заботливо укроет ее потеплее. Тут она притворно вздрогнет, и простодушный супруг спросит ее: «Вы не спите, душенька?» А она в ответ: «До сна ли мне!» — «Ну что, вы утешились ли?» — «Утешилась?! А о чем мне горевать? У меня, слава богу, всего довольно, чего же мне еще!» — «Клянусь богом, душенька моя, будет у вас все, что вам угодно, уж я постараюсь, чтобы на свадьбе у кузины моей вы были наряднее всех дам». — «Ну нет, я больше в гости ни ногой!» — «Ах, прошу вас, голубушка, сделайте такое одолжение, пойдемте на свадьбу, а все, что требуется из нарядов, я вам доставлю». — «Да разве я у вас просила? — говорит она. — Нет, ничегошеньки мне не надобно, я из дома-то теперь никуда, кроме как в церковь, не выйду, а что я вам то слово сказала, так тому причиною мои знакомые, что застыдили меня вконец, — уж мне одна кумушка донесла, как они обо мне судачили». И снова давай муж ломать голову надо всеми этими делами: в доме ни лечь, ни сесть не на что, а платье встанет ему в пятьдесят или шестьдесят экю^[8] золотом, денег же, хоть тресни, взять неоткуда, а взять-то надо, ибо жена — достойная и добрая женщина, которую Господь Бог, хвала ему, дал мужу на радость, И так ворочается он всю ночь с боку на бок и глаз не смыкает, прикидывая, где бы раздобыть ему денег. А хитрая дама тем временем посмеивается себе потихоньку в подушку.

Утром встает простак-муж, измученный бессонницею и заботами, и, выйдя из дому, покупает сукно и бархат на платье — в кредит, на долговое обязательство либо занимает денег в обмен на десять-двадцать ливров^[9] ренты, либо закладывает какую-нибудь золотую или серебряную драгоценность, доставшуюся ему от родителей. И, купив, возвращается к жене со всем добром, что она у него выпросила, а та притворяется, будто и не рада вовсе, и вслух проклинает тех, кто завел всю эту моду на роскошные наряды, потом же, видя, что дело сделано и сукно с бархатом у нее в руках, заводит такие речи: «Ах, друг мой, не попрекайте меня тем, что вынудила я вас потратиться на дорогое сукно и рытый бархат, ведь самое красивое платье не в радость, если в нем зябнешь». Но слова словами, а платье тем временем уже шьется, а к нему пояс и накидка, и во всех этих уборах дама станет щеголять напропалую и в церкви, и на празднествах.

Тем временем подступает срок платить долги, а у бедняги-мужа ни гроша в кармане. Кредиторы тут как тут — они описывают у него дом, а самого тащат в суд, и вот на глазах у жены пропадает и супруг, и заложенные золотые вещи, на которые было куплено ей платье. Мужа, осудив, засаживают в тюрьму, а нашу даму выселяют из дома в трактир^[10]. И один только Бог знает, каково сладко приходится мужу, когда его половина, вопя и причитая, является к нему в каталажку с жалобами: «Будь проклят день, когда я родилась! Ах, почему не умерла я сразу после рождения! Увы мне! Случалось ли когда женщине столь высокого происхождения и благородного воспитания нести такой позор! Горе мне! Сколько я трудов положила на хозяйство, как усердно дом вела, и вот все, что мною накоплено и нажито, идет прахом! Отчего не выбрала я мужа среди двадцати других женихов, — вот и жила бы теперь, поживала в богатстве да в почете, как и их жены! Бедная я, горемычная, хоть бы смерть обо мне вспомнила!» Так голосит жена и не поминает при этом ни о платьях, ни об украшениях, коих добивалась, хотя куда приличней ей было бы сидеть в то время дома да приглядывать за хозяйством. Все свои напасти сваливает она на горемыку-мужа, который ни сном ни духом в них не повинен. А он, простая душа, как раз себя во всем и винит. Невозможно описать, как терзается бедняк, как грызет себя, как не спит, не ест, а только и помышляет о том, как бы утешить любимую жену в ее горестях. А той все кажется, что он легко отделался, — будь ее воля, она бы ему еще добавила. Так влачит он свои дни в несчастии и вряд ли когда поправит свои дела — известно ведь: пришла беда, отворяй ворота. Вот как попадаются простаки в брачные сети, не ведая о том, что их там ждет, а кто еще не попался, рано или поздно тем же кончит: загубит в браке свою жизнь и в горестях окончит свои дни.

Радость вторая

Вторая радость брака в том заключается, что дама, как уже было сказано, добилась своего, богато и роскошно разодевшись, а вдобавок уверилась в своей красоте (да и разуверишь ли в этом женщину, будь она хоть наипервейшей уродиной!). Вот и