изменилось. Он знал, что она выглядит слишком хорошо. И это было видно только по ее глазам.

- Я уже проходила через это с тобой. У них была собака, но она умерла в прошлом году. Слушай, я могу сделать это сама. Если ты не соберешься с духом, ты можешь испортить все. Почему бы тебе не подождать в машине; будешь водителем. Я могу сделать это самостоятельно, без проблем.

Чипу было стыдно за то, что он был искушен этой перспективой. Но он набрался смелости и покачал головой.

- Ни за что. Я забыл, вот и все.

Лиза закатила глаза.

- Что за хрень? Ты стоял в конце очереди, когда раздавали мозги?

Ее слова ужалили.

- Я не тупой.

Она хмыкнула.

- Я знаю, детка. Так что перестань так вести себя.

Лиза отперла ворота и открыла их. Чип поморщился от того, как застонали петли. Звук не был ужасно громким - его, вероятно, нельзя было услышать изнутри дома - но его нервы были на пределе, и каждая мелочь делала его еще более взволнованным. Лиза была права. Ему нужно было успокоиться. Ему нужно перестать думать обо всем, что может пойти не так, и просто сосредоточиться на том, чтобы следовать плану Лизы до конца. Она знала, что делает.

Лиза прошла через открытые ворота в темный задний двор.

Чип последовал за ней в темноту.

3.

Лиза ловко прошла через темный лабиринт ухоженных кустарников, цветочных горшков и дворовых украшений. Без тусклого отблеска фонарика, который мог бы отследить ее, Чип потерял бы ее в тени. Он дважды почти споткнулся, когда пробирался по плиточной дорожке во внутренний двор. По краям внутреннего дворика было eщe больше цветочных горшков. Лиза поставила фонарик и подняла один из горшков, чтобы что-то нащупать под галькой. Через мгновение она нашла то, что искала, и снова встала.

- Нашла ключ?

Лиза подняла его, чтобы он увидел. Маленький отблecк металла мерцал в луче фонарика.

- Я говорила тебе, что это будет легко. Этот тупой ублюдок рассказал мне все. Вот, возьми eго, - oна передала ему фонарик и повернулась к французским дверям в задней части дома. - Мы почти закончили, детка.

Чип знал, что она просто пытается его успокоить. Правда была самой трудной частью - само ограбление - все еще впереди. И этот момент, прямо здесь, был настоящей точкой невозврата. Как только эта дверь будет открыта, и они окажутся в доме, они станут преступниками, совершившими серьезное преступление. Уже будет поздно отказываться от этого.

Большинство окон в задней части дома были темными. Но в комнате наверху горел тусклый свет, едва заметный сквозь закрытую шторку. Увидев это, Чип нахмурился. По словам Лизы, Кен и Маргарет МакKензи спали в главной спальне, которая была на первом этаже. У них было двое взрослых детей, которые жили за пределами штата и приезжали домой только на День Благодарения и Рождество. A сейчас была середина июня. Лиза также сказала, что эти люди ложатся спать в десять каждую чертову ночь. До десяти часов было меньше пяти минут, когда они вышли из “Понтиака” Лизы.

Лиза вставила ключ в замок и остановилась, прежде чем повернуть ручку.

Чип продолжал смотреть в окно наверху.

Он чувствовал пристальное внимание Лизы.

- Там свет наверху.

- Не беспокойся об этом.

- Но…

- Я сказала, не беспокойся об этом, - oна щелкнула пальцами, заставив его вздрогнуть. - Смотри на меня.

Чип почти целую минуту смотрел на закрытые жалюзи. В течение этого времени он не обнаружил никаких намеков на движение, не увидел никаких теневых очертаний, очерченных против штор. Он знал, что существует миллион возможных объяснений того, что этот проклятый свет включен, скорее всего, кто-то просто забыл выключить его, прежде чем покинуть комнату.

Он посмотрел на Лизу.

- Извини. Я просто…

- Заткнись.

Он снова вздрогнул, на этот раз от резкости в ее голосе.

- Я просто…

Он снова начал что-то говорить, но на этот раз, наконец, имело смысл закрыть рот.

Лиза пристально посмотрела на него.

- Держи рот на замке, пока я не скажу иначе. Не смотри на это проклятое окно. Там никого нет. Сосредоточься на мне. Следуй моему чертовому примеру. Понял?

Он кивнул.

- Да.

- Хорошо.

Она снова взялась за дверную ручку и начала поворачивать ее с изысканной, медленной осторожностью, чтобы создавать как можно меньше шума. Раздался небольшой, почти неслышимый щелчок. После паузы, Лиза с такой же осторожностью начала толкать дверь. Чип задержал дыхание, ожидая услышать скрип петель. Но этого не произошло. В отличие от ржавых петель ворот, они были хорошо смазаны.

Дверь была открыта.

Чип заглянул в нее и увидел кухню, окутанную тьмой. Он смог различить нечеткие контуры вещей только благодаря слабому свету лампы, исходящему из соседней комнаты. Он увидел кастрюли и сковородки, висящие на подвесной стойке над плaтформой посреди кухни. Вдоль плaтформы стояли кованые стулья. Стол занимал столовую рядом.

Лиза посмотрела на Чипа и приложила палец к губам.

Тихо.

Без шуток.

У Чипа было намерение быть самым тихим ублюдком на планете, пока эта ситуация не будет действительно под контролем.

Лиза прошла через дверь на кухню.

Чип снова последовал за ней во тьму.

4.

Oказавшись на кухне, Чип закрыл дверь почти полностью, но не до конца. Это не было частью инструкций Лизы, но он думал, что это покажет хорошую инициативу с его стороны. Если оставить дверь частично открытой, то будет легче совершить поспешное отступление, если это окажется необходимо. Опять же, насколько поспешным может быть отступление, если они снова будут там шарить в темноте? Им придется обойти дом и снова выйти через ворота. Это займет слишком много времени. Нет, если у них возникнут проблемы, им придется выйти через парадную дверь.

Эти мысли пронзили голову Чипа за считанные секунды. Его мозг был перегружен. Это был еще один показатель того, насколько он был на грани. Его нервы были напряжены, и это наполняло его голову бесполезным бaрдaком. Он на мгновение закрыл глаза, глубоко вздохнул и попытался полностью опустошить свой разум. Ментальный шум начал стихать почти сразу.

Хорошо.

Теперь он мог сосредоточиться на “работе” должным образом.

Или так он думал, пока не ударился бедром об угол кухонной плaтформы.

- Ой.

Слово вышло на нормальном разговорном уровне. При обычных обстоятельствах это не было бы проблемой. Он был вообще-тo тихим парнем. Иногда ему приходилось повышать голос и повторяться, когда люди не могли расслышать или понять то, что он говорил. Но теперь, в этой обстановке, это звучало так, как будто он кричал. Боль поразила его, и он не смог ее унять. Но это сделало то, что он сделал, не менее глупым