Рикардо, Изадора, Фелипе, Патрисиа, Беренисе, Виториа… Этих героев романа объединяет одно великое и вечное чувство – Любовь. Любовь страстная, горячая, безоглядная или наоборот – мелочная, эгоистичная, злая. Но добро побеждает и в любви. А что касается печали… «Любовь никогда не бывает без грусти, но это приятней, чем грусть без любви…» – строки из знакомой многим песни как нельзя лучше раскрывают содержание романа, известного читателям по одноименному бразильскому телесериалу.

Мигель Авегос Сантос Моя любовь, моя печаль Книга 2

Дока

… Дока схватился за сердце. Дирсе не должна успеть ничего сказать.

– Тебе плохо? Эдуардо, что с тобой? – встревожилась Виториа. – Ты поедешь домой с нашим шофёром.

– Ещё и с шофёром! А не лучше ли на трамвае? Или пешком?

Все обернулись на эти слова и увидели лица улыбающихся Жоао и Зеки.

– В чём дело, Жоао?! – одёрнула парня Виториа.

– Не в чём, а в ком! – сказал Жоао. – Дело в этом человеке, который живёт, оказывается, с некой маникюршей!

– Какой маникюршей? – не поняла Виториа.

– Да есть некая бедная маникюрша по имени Беренисе. Номер телефона, который тебе дал этот человек, принадлежит ей.

Дока оглядывался вокруг, словно загнанный зверь. Он так и знал, что разоблачение его будет громким, постыдным и неотвратимым.

Виториа смотрела на него совершенно изумлёнными глазами. Из дома показался дон Лазаро, он шёл прямо к ним.

Дирсе ехидно улыбалась и что-то шептала Марко.

– Эдуардо! Что они говорят?! – воскликнула Виториа. – Какая маникюрша? Ты можешь мне всё это объяснить?

– Да-да, пусть объяснит, как сын финансового магната оказался в районе Белензиньо! – засмеялся Жоао.

– Белензиньо?! – спросила Виториа. – Но я слышала, что это беднейший район Сан-Паулу… Эдуардо, что они говорят?!

Вот теперь у Доки действительно закружилась голова, и сердце сжалось, словно его стискивала крепкая грубая рука. Отвечать ему было нечего. Он видел вокруг только любопытные лица. Через минуту они станут озлобленными, колючими, холодными. Его с позором вытолкают в шею с виллы! Может быть, даже будут бить.

Дон Лазаро уже стоял рядом. Он слышал только конец разговора, но и этого хватило, чтобы он весь обратился в слух.

Больше всего Доке было жаль не себя. Больше всего было жаль Виторию. Всё-таки он нежно и бережно относился к ней. Всё-таки он жалел её. А может быть, по-своему любил эту девушку.

– Ну, сеньор Незнаюкаквастам! Что же вы молчите? – выступил вперёд Жоао. – Ответьте нам, пожалуйста.

– Я отвечу, я сейчас на все ваши вопросы отвечу, – сказал Дока и поднялся.

Он бросится вперёд. Он собьёт с ног этого папенькиного сынка, он побежит по зелёному газону и одним махом перелетит через ограду.

Это будет бегство. Но это не будет позор.

Дока сделал шаг вперёд и пригнул голову. Сердце его уже не сжималось, оно колотилось в груди как бешеное…

Сейчас… Вот сейчас…

– Сеньор Эдуардо! – услышал он вдруг голос Порфирио. – Вас вызывают!…

Слуга протягивал Доке изящный белый блестящий радиотелефон…

Дрожащей рукой Дока взял аппарат и сказал еле слышно:

– Слушаю вас.

– Дока, это Беренисе. Но ты называй меня мамой, – услышал он.

– Да, мама, это я, – ещё не придя в себя, ответил механически Дока.

– Слушай внимательно. Жоао и Зека узнали, что ты дал Витории мой телефон. Они хотят тебя разоблачить.

До Доки постепенно доходил смысл слов Беренисе.

– Да, они что-то такое говорят, – сказал он в трубку.

– Твой дядя, понимаешь, твой дядя анархист подключился к моему телефону, потому что живёт по соседству. У нас с ним просто спаренный телефон. Понял?

– Да, кое-что начинаю понимать, мама.

– Эдуардо, ты разговариваешь со своей матерью? – спросил Доку дон Лазаро.

Дока обернулся к собравшимся вокруг. Его разговор слушали напряжённо, стараясь не пропустить ни слова.

– Да, дон Лазаро.

– Спроси свою мать, когда она приедет в Сан-Паулу?

– Мама, дон Лазаро спрашивает, когда ты сможешь приехать к нам? Он очень хочет с тобой познакомиться, – сказал Дока Беренисе.

Мысли его снова работали чётко. Дрожь в руках пропала, бледность с лица прошла.

– Позволь, Эдуардо, я сам поговорю с ней, – попросил старик.

– Мама, я прощаюсь с тобой, ты очень вовремя позвонила. Но не клади трубку, с тобой будет говорить дон Лазаро. – Дока отдал аппарат старику.

– Алло! Мадам Роз Мари, с вами говорит Лазаро Вентурини…

Дока снова повернулся к собравшимся и широко улыбнулся.

– Да, что-то погода меня сегодня чуть не выбила из колеи, – сказал он Витории.

– Мадам, мне хотелось бы узнать, когда вы сможете приехать в Сан-Паулу?… – говорил дон Лазаро. – Понятно… Понятно… Ну что ж, прекрасно!… Очень рад был с вами поговорить… И вам всего доброго.

Старик отдал трубку слуге.

– На будущей неделе твоя мать приедет. Она, очевидно, очень милая женщина. Сразу же сообщи мне. Я хочу пригласить её на ужин.

Старик раскланялся и направился к дому.

– Мой дедушка разговаривал с твоей мамой? – спросила Виториа.

– Да, дорогая.

– И она приедет?

– Да, на будущей неделе.

– Дедушке она понравилась, – счастливо улыбалась Виториа. – Но, прости, тебе уже лучше?

– Намного. Ты не хочешь прогуляться?

– Конечно, пойдём, милый.

– Подожди, Виториа, – сказал Жоао. – Мы ещё не всё выяснили у молодого человека.

– Да ладно тебе, – примиряюще сказал Зека. – Оставь.

– Нет, пусть он ответит на наши вопросы! – упрямо сказал Жоао.

Дока снисходительно улыбнулся.

– Ну и какие вопросы мучают тебя, Жоао? Смысл жизни? Развитие Вселенной? Социальная несправедливость? Нет, боюсь, эти вопросы тебя не мучают. Тебе бы что-нибудь попроще, позлободневнее, правда? Ах, какие есть замечательные злободневные вопросы, Жоао! Настолько замечательные, что ими можно убить человека. Можно растоптать его, можно унизить, высмеять, поиздеваться. Не припомню, чтобы я задавал тебе хоть какие-то вопросы. А ты мне постоянно устраиваешь пресс-конференции…

– Говорить ты умеешь, – постепенно заводился Жоао. – Но на этот раз тебе не выкрутиться.

– Знаешь, Жоао, почему я не люблю отвечать на твои вопросы? Потому что в результате ты всегда оказываешься в дурацком положении. А мне тебя жалко.

– Не надо меня жалеть! Лучше скажи, почему твой телефон и телефон какой-то маникюрши один и тот же?

– «Какой-то» маникюрши я не знаю. А телефон не мой, а дядюшки. Я не делаю маникюр. Впрочем, почему бы тебе не отправиться к моему дядюшке и не расспросить его самого? Думаю, он даже смог бы преподать тебе урок благородства.

– А каким