капитальный ремонт дома на Пестеля - рядом с Фонтанкой. В одной квартире сдирали обои. А там слой за слоем - газеты восьмидесятых, шестидесятых годов. И самый нижний - двадцатые годы. Прокламации, воззвания, даже плакаты были. Все сбежались смотреть, даже шеф приезжал. Чувство было поразительное - словно история никуда не девалась, не уходила вместе с годами, а жила рядом, тихо подсматривала за нами в щелочки и отверстия между слоями.

  И может быть, вера в одного бога - она ведь не просто так. Она, возможно, та самая вера в Зевса, Гефеста и Афину. Те бросили вас, скрылись в своем поднебесье, а вы, обиженные на них, обозленные, приткнулись к другому. И истово вымещаете на нем свою обиду на прежних богов.

  Пожалуй, его занесло. Егор спохватился и замолк.

  Грек тоже молчал и вид его не говорил ни о чем - то ли смеялся над глупостью иностранца, то ли осуждал за кощунство. То ли вообще, думал о том самом Эрмисе, который заводит старенькую колымагу и никак не может завести, чтобы отправиться домой в конце рабочего дня.

  А может, так оно и есть, подумалось Егору. И тянет в эти места именно из-за разлитого повсюду странного ощущения чужого присутствия. Словно попадаешь в чужую квартиру, а там накрытый стол, полные тарелки салатов и горячего, не допито вино в высоких бокалах, стулья стоят в беспорядке, играет музыка, даже доносятся голоса из-за стенки - то есть, хозяева налицо, вот буквально только что были тут, еще даже не развеялся у двери дым от сигарет. Да только ни в одной из комнат ни живой души. И в ванной нет. И на кухне. И непонятно - то ли ждать хозяев, то ли приниматься пировать дальше.

  В этой стране так повсюду. Если призакрыть глаза, чтобы не застилала взгляд современность, широкие и залитые солнцем платные автобаны, ряды отелей и апартаментов в окружении прибрежной зелени, вывески на странном полузнакомом языке, супермаркеты, таверны и автомобили, то можно почувствовать, что дело нечисто. И в журчании воды в источнике при дороге, и в парящем орле над троном Зевса, который показывают толпам туристов, и в самой атмосфере разлита древняя благодать, те самые приметы и знаки, которые приводили в религиозный восторг или религиозное сомнение греков древних.

  - И что же, нашел их? - ехидно поинтересовался старик.

  Какой-нибудь монах, не иначе, подумал Егор. Истово молится на покрытые древней краской деревянные доски, смотрит грозно на паству, не упуская случая пристукнуть посохом. Для крепости веры...

  - Пока нет. Прячутся. Возможно, обиделись на что-то. Скажите, а ваш Эрмис куда именно едет?

  - В Метеоры.

  Точно, монах, сокрушенно подумал Егор.

  - Нельзя все время жить прошлым, - не без назидания произнес грек, - иначе бы мы до сих пор враждовали с турками. А я до сегодняшнего дня помогал бы подпольщикам в горах. И поэтому твои поиски прошлого напрасны.

  - Да, - согласился Егор.

  - Да, - отозвался старик. - А если вдруг найдешь их, то что? Будешь просить о чем-то?

  Пришло время религии, подумал Егор. Время обращать иностранца-грешника в свою веру. Я отвечу, а он плавно переведет на то, что главное - молитва, что все в руках божьих, и прочее в том же благостном постно-удушающем тоне.

  - Просить не буду, - твердо ответил он. - Неприлично просить. Просто спрошу о чем-нибудь.

  - Ну и какой вопрос ты им хочешь задать, нашим греческим богам?

  Егор усмехнулся.

  - А вот спрошу, как им живется без нас и без нашей веры в них. Не зря же столько времени греческий язык учил.

  - Значит, без толку слоняешься туда-сюда, - заметил дедок. - Ясно. И дальше куда намереваешься?

  Слоняешься, пожалуй, не такой уже и неверный глаголом, подумал Егор. Ходить по местам, где тебе интересно, прислушиваться к звукам мира, к себе, при случае размышлять, как они друг с другом соотносятся, звуки и ты, - можно ли назвать подобное занятие 'слоняться'?

  - Дальше в Дельфи, - ответил он. - Побуду там пару дней, вдохну испарения, которые поднимаются из расщелины, получу пару-другую предсказаний от Аполлона и двинусь в Пеллопонес, а оттуда в Аттику.

  - Покатился котелок и нашёл крышку, - пробормотал старик.

  - Как? - переспросил Егор.

  Вдали послышался автомобиль.

  - Нет-нет, ничего, - голос старика смягчился. - А вот и машина. Тебя не приглашаю, тебе с нами не по пути. К тому же кузов забит ящиками, а в кабине втроем не уместиться. Но здесь неподалеку есть ферма, к ней ведет тропинка, она чуть дальше по дороге, слева. Увидишь среди кустов. Там живет семья, переночуешь у них. Они девушки гостеприимные, главное, не забудь сказать, что от Кифареда. Угостят узо, накормят, голодным не останешься.

  - Терпеть не могу узо, - обронил Егор.

  - Я тоже, - согласно кивнул грек. - Вино пью, а вот узо никак. И кто его придумал, узнать бы, да примерно наказать.

  Грек улыбнулся, обнаруживая приязнь и участие.

  Образ человека, пьющего по воскресеньям узо в таверне с клетчатыми скатертями на столах, а потом проповедующего с плетью в руках, пошел трещинами.

  - Как-как Вас зовут? - переспросил Егор. - Кифаред? Как...

  Он замолчал, не договорив.

  - Метров пятьдесят отсюда, слева, - еще раз напомнил грек и махнул в ту сторону посохом.

  Егор поблагодарил, на что старик не ответил, и двинулся по дороге вниз.

  Тропинка, как и было обещано, обнаружилась после полуминуты ходьбы. Она повела по по склону диагонально вверх, показала сверху небольшой грузовичок, неторопливо поднимающийся из долины, потом завернула влево, повторяя формы горного рельефа.

  Через сто метров шум двигателя исчез, остались только звуки осыпающихся из-под кроссовок камней да рокот цикад.

  Тропинка, кружа и петляя, оказалась с характером, как не полагалось приличной тропке, ведущей от дороги к человеческому жилью. Скорее, это был дорожка