Настырный
СПОР
ДЕНЬ ПЕРВЫЙ
Схватили меня ночью. Связали, швырнули, как барана, в телегу, помчали на запад. Их было человек пятнадцать, все на добрых конях — о побеге нечего было и думать.
Под утро приехали в какую-то деревню. Меня бросили в овечий загон. Не били, словно надоело им все это до черта. Наверное, решили, что успеется, все равно никуда не денусь.
Меня измолотило в тряской телеге, мучительно саднило ободранное плечо, ныли заломленные за спину, перетянутые веревками руки. И все-таки я заснул. Заснул сразу, как только прикоснулся к земле.
Когда я открыл глаза, солнце уже припекало. Нестерпимо болели руки. Сухой, словно выдубленная шкура, язык распух и не помещался во рту. Я кое-как изловчился, встал на колени. Огляделся — никого. И понял вдруг, что смерть моя рядом. Смерть! А мне только двадцать лет.
Мать говорила, что я родился в то памятное лето, когда налетел «черный ветер» и мы остались без кибитки. А через пять лет случилось другое несчастье — в Мургабе утонул мой отец. Пошел за камышом и не вернулся. Мать до сих пор не верит, что он погиб. Пятнадцать лет прошло, а она все ждет.
Господи, хоть бы глоточек воды! Ага, кто-то открывает ворота. Может, воду несут?
В загон вошел рослый, плечистый человек. За поясом наган, в руке плеть. Нет, этот не поить меня пришел… Господи, если ты и правда есть на небе, дай мне силы ни о чем не просить его!
Человек подошел ближе. В нос ударил запах хорошо выделанной кожи — сапоги на нем были новые. Я судорожно глотнул и, подняв голову, взглянул ему в лицо. Совсем молодой парень, не старше меня, а то и помоложе будет — только-только усы пробились.
Парень подошел ко мне и остановился, широко расставив ноги, уперев руки в бока. И вдруг захохотал, сотрясаясь всем телом. Чего его разбирает?! Но странное дело — хохочет, а глаза грустные…
Вдруг смех прекратился.
— А ну, подымайся! — Голос у парня был тонкий, почти мальчишеский. — Ах, мы не можем встать, у нас ножки связаны. Ничего, мы сейчас перережем веревочку. Вставай!
Ноги не слушались меня, затекли и были, как деревянные. Я еле-еле поднялся.
— Ну, а почему невеселый? — Парень ткнул меня в живот плеткой. — Слышал, как я веселился? И ты хохочи!
— Воды дай! — прохрипел я.
— Ах, воды! Водички захотел?! Змеиный яд пей, сука!
Я успел увернуться, удар пришелся в грудь.
Парень хохотал, держась за живот и гримасничая. И вдруг замолк, разом выдохнув из себя весь воздух, сжал кулаки и так закусил губу, что на коже под самой губой остались синеватые ямочки.
И опять ударил меня — в живот. Я корчился, хватая ртом воздух. Повалился на землю лицом в грязь, в навоз. Молчал. Сжал зубы и молчал. А он все бил, все пинал меня, хрипя какие-то ругательства. Потом то ли устал, то ли ему сапог стало жалко, но он наконец отошел к бросил глухо:
— Вставай!
Я собрал все силы и снова встал на колени. Даже не застонал. Парень вытер с лица пот, пригнулся, заглянул мне в глаза.
— Ну, избил я тебя, а что проку? И убью, не будет мне покоя!
— А зачем тебе меня убивать?
— Зачем?
На парня будто кипяток плеснули. Он сграбастал меня, потряс и с ненавистью швырнул на землю.
— Затем, что ты брата моего убил! Безоружного! Невинного!
Из его груди вдруг вырвались какие-то хриплые, лающие звуки. Не хотел показывать слабость передо мной, врагом, но горе оказалось сильнее.
— Не я убийца, парень!..
— Все вы убийцы! Все красные бандиты — убийцы!
— Неправда! Тебя обманули!
— Заткнись! — Он махнул рукой и отошел. Присел на выступ стены и, уже не сдерживаясь, горько, по-детски заплакал.
Я на коленях подполз к нему.
— Послушай!.. Это вранье!.. Никто из наших не поднимет руку на безоружного!
Он исподлобья взглянул на меня. Ресницы его были мокры от слез…
— Как тебя зовут, а? — спросил я.
— Сапар.
— А меня Мердан. Братишку моего тоже Сапаром звали… Трех лет помер…
— Ну и что? — Сапар тяжело вздохнул. — Трех или двадцати трех!.. Мало ли молодых помирает! К утру и тебя не будет!
— К утру? А чего ж откладывать? — Я заставил себя усмехнуться.
— Брось притворяться!.. Человеку каждый вздох дорог!
— Это конечно…
Сапар сидел, опустив голову, уставившись в землю. Кажется, только сейчас дошло до него, что ему предстоит совершить. Я поглядел вокруг. Вроде никого на видно…
— Сапар! — вполголоса сказал я.
Он поднял голову.
— Тебя обманули! Поверь мне, Сапар!
Он глубоко вздохнул и отвернулся.
— Когда его убили?
— Третий день сегодня…
— Ну вот! А наш отряд уж неделя как за станцию ушел!
— А чего ж ты замешкался?
— Так я!.. Я нарочно отстал! Мать хотел повидать. Мать у меня в деревне!
Он покачал головой.
— Голову ты мне морочишь! Ну ладно, пускай не ты убил. Другой какой-нибудь из ваших бандитов! Вы же неверным служите — они вас учат в братьев стрелять. Весь мир перебаламутили, нечестивцы!
Я усмехнулся.
— Эх, парень, сдается мне… не твои эти слова… С чужого голоса поешь!..
Сапар пристально взглянул на меня: вот, мол, человек — ему бы пощады просить, а он учить вздумал!.
— Мы не воюем против бедняков, наши враги — баи. Ты что — байский сын?
Он покрутил головой.
— Может, твой брат против красных дрался?
— Нет.
— Чего же им тогда его убивать? Ты подумай! Сам подумай — не повторяй байские россказни! Сердце свое спроси.
— Да не прикидывайся ты святым!
— Послушай, Сапар. Вот стояли неподалеку красные — нападали они на деревню, грабили народ? Ну скажи — здесь никого, кроме нас, — скажи — грабили?! Говорили твоему брату: убьем, если с нами не пойдешь?
— Нет.
— Может, подати тяжелые накладывали? Грозили, что убьют, если не выплатишь?
— Нет.
— А если нет, если не было этого, зачем же им брата твоего убивать? Все это баи делают, это они невинных людей губят! Вот и пораскинь мозгами, кто в твоей беде повинен. Мы с тобой бедняки, Сапар. Если уж мы друг друга не поймем!.. Только не думай, что уговариваю тебя, что я смерти боюсь!
— Не бреши — смерти каждый боится! Сладка человеку жизнь. Даже такая, как наша…
— А знаешь, что мой друг говорил: «Смерти страшиться, жизни не узнать!» Помирать, конечно, неохота. Так ведь и ты не заговоренный, хоть и собрался меня убивать.
— Убивать!.. — Сапар горько усмехнулся. — Что я, по своей воле? Мать послала. Если, говорит, кровь Ягмура не будет отомщена, я и в могиле покоя не