такие? — спросил я.

— Мы поляки, — ответил на ломаном немецком языке мужчина, одетый в рваную женскую кацавейку и стоптанные домашние туфли.

— А что вы здесь делаете? Есть у вас какие-нибудь документы?

— Никаких документов у нас нет, — последовал ответ. — Мы бежали из концлагеря.

Поначалу мы поверили им, — признался Корецкий. — Но потом ездовой Колачев пошел в сарай за сеном и обнаружил там спрятанное оружие и военное обмундирование. В карманах немецких кителей и брюк оказались документы, по которым и установили личности гитлеровцев. Маскарад не помог им избежать плена.

В ходе этих боев 322-я стрелковая дивизия полностью восстановила свое первоначальное положение и продолжала развивать успех. Передовые подразделения то и дело вступали в стычки с засадами противника. В ход пускалось не только оружие, но и солдатская хитрость.

Вот что вспоминал потом об одном из таких эпизодов сержант Михаил Алексеенко:

Командир приказал прочесать участок леса, разведать, есть ли там неприятель. Направляющим двигался Григорий Омерчук: у него все повадки таежного охотника — идет бесшумно, а сам все видит и слышит. Он-то и заметил легкий дымок над кустами, а потом почувствовал запах табака. По знаку Омерчука я велел бойцам залечь, а сам тоже пополз вперед. Вижу, стоит под елью немецкий часовой и курит, пряча в рукав сигарету. Пошептались мы с Григорием и решили брать фрица партизанским способом. Омерчук незаметно обойдет часового и поднимет легкий шум, а когда гитлеровец обернется, я уже буду тут как тут. Хитрость удалась. Только зашуршали позади ветки, как часовой повернулся ко мне спиной. Ну, я подскочил к нему, оглушил прикладом и рот заткнул, чтоб сгоряча не закричал. А когда фриц поостыл немного, то рассказал, где прячутся его товарищи. Их оказалось чуть больше двадцати человек. Это было все, что уцелело от егерского батальона, разбитого в последние дни. Навалившись с двух сторон, гитлеровцев захватили врасплох. Человек пятнадцать уничтожили, а шестерых взяли в плен…

Окончательно сопротивление противника удалось сломить на этом участке лишь в двадцатых числах августа.

В боях этого периода и позже, во время овладения Краковским укрепленным районом, стрелкам довольно часто приходилось штурмовать мощные немецкие долговременные огневые сооружения. Их действия облегчало то обстоятельство, что у противника, вынужденного теперь обороняться сплошь по всему фронту, недоставало резервов для восполнения потерь в живой силе и технике. За метровыми стенами железобетонных сооружений, в глубоких бункерах и стальных колпаках сидели солдаты, уже измотанные физически и морально непрерывным отступлением и разуверившиеся в возможности остановить ту грозную силу, которая неумолимо двигалась с востока. Не рассчитывая выйти из своих казематов живыми, не надеясь на помощь извне, они зачастую дрались до конца. Но эта их храбрость была отчаянием смертников, обреченных на гибель и потому неспособных победить, чтобы остаться жить…

Приближая час победы над врагом, наши воины дрались самоотверженно, с той решимостью и инициативой, которая всегда окрыляет людей, сражающихся за святое и правое дело. Пример отваги, образец инициативы показывали командиры.

При освобождении одного из польских городов 1085-й полк пытался рассечь оборону неприятеля сильными ударами во фланги. С трудом отражая натиск советских бойцов и опасаясь за свой тыл, гитлеровцы надумали эвакуировать часть боевой техники по железной дороге к себе в тыл. Проведав об этом, Тимофеев решил захватить готовые к отправке эшелоны, поручив задачу капитану Владимиру Найденову. Смелый и искусный в таких делах офицер выполнил ее блестяще. Совершив стремительный фланговый маневр, он со своим стрелковым батальоном с ходу атаковал немецкое охранение и ворвался на станцию. Чтобы помешать гитлеровцам в последнюю минуту угнать стоявшие под парами паровозы с гружеными платформами, в обход станции была послана диверсионная группа. Солдаты Семенюк, Тимофейчук, Юницкий и другие быстро подорвали стальное полотно, что вело на запад, и тоже навалились сзади на охрану. Быстрота и натиск позволили бойцам В. Найденова с малыми потерями овладеть станцией и захватить один эшелон с танками и пять с подготовленными для отправки в ремонт самолетами, автомашинами и другой военной техникой.

Солдаты, пришедшие по дорогам войны на территорию Польши, были в подавляющем большинстве опытными я закаленными воинами, знали в тонкостях тактику ближнего боя. Умело, храбро действовали они не только в составе отделения, взвода, но и в одиночку, даже если сталкивались с группой фашистов или оказывались лицом к лицу с пулеметом, пушкой, танком…

Кстати говоря, на заключительном этапе войны наши бойцы часто били врага его собственным оружием, используя трофейную технику. Быстро освоили они и фаустпатроны. Инициаторами выступали обычно ветераны войны, коммунисты и комсомольцы, научившиеся обращаться на фронте с любым оружием на «ты».

От бывалых фронтовиков быстро набирались отваги, сметки и молодые бойцы. Многие из них также не упускали возможности проявить инициативу, помериться с врагом силами в жестоком единоборстве. Особенно хорошо проявили себя молодые солдаты-комсомольцы. Павел Шингальский, получивший комсомольский билет за полчаса до первого в его жизни боя, уничтожил автоматным огнем два пулеметных расчета противника. А командир «сорокапятки» Петр Бойко даже не успел получить комсомольский билет. Поняв, что гитлеровцы вот-вот ринутся в контратаку, командир орудия поискал глазами среди стрелков комсорга батальона младшего лейтенанта Астафьева, встретил его ответный вопрошающий взгляд и, подняв над головой руку, крикнул:

— Что бы ни случилось со мною — считайте комсомольцем!

Петр Бойко произнес эти слова по велению сердца, как свое завещание. Он знал, что бой предстоит ожесточенный, а потому победить или умереть хотел, числя себя в рядах Ленинского Союза Молодежи. Предчувствие не обмануло Петра Бойко: на участок, где находилось их орудие, гитлеровцы бросили три танка и два бронетранспортера. Ведя с ходу ураганный огонь, вражеские машины неумолимо надвигались на позицию артиллеристов. Но Бойко огня не открывал, хотя остался один: оба номера в его расчете пали от осколков снарядов. Только когда до переднего танка осталось не более ста пятидесяти метров, Бойко ударил по нему бронебойным снарядом. Танк остановился как вкопанный. Следующими двумя выстрелами храбрый пушкарь поджег бронетранспортер. Страшась такой же участи, остальные машины скрылись в