кому-то отмеренных лет. Выл жар­кий, тихий летний день. Листья деревьев покрылись защитной, блестящей пленкой, чтобы отражать горячие солнечные лучи, удерживать в себе влагу.

Роман стоял в тени под липой возле Надиного подъезда. С детства Роману была свойственна почти болезненная способность откликаться на зов чужой души. Это чувство и сейчас сжимало его сердце. Мучи­ла, не давала покоя одна мысль: почему Надя не со­общила ему о своем тяжелом недуге. Ведь он бы при­ехал, примчался, прилетел...

Надины соседи ему только что сказали, что ее нет в живых, что квартира опечатана райисполкомом до возвращения сына из армии.

Роман решил купить цветов и пойти на кладбище, найти место, где похоронена его Надя.

Вот почему в прошлый его приезд она говорила о плохом самочувствии. И не нотки пессимизма, как тог­да ему казалось, проскальзывали в ее разговорах. Это было отчаяние, предчувствие кончины. Она безуслов­но догадывалась, хотя врачи ей и не говорили, что бо­лезнь неизлечима. Роман и подумать не мог, что ви­дит ее последний раз.

Прошел год, и ее не стало.

Роман не спросил у соседей, приезжали ли сын и сестра. Возможно, что похоронили и без них, ведь сын служит в подводном флоте, сестра — за рубежом.

Роман вспомнил, с какой одержимостью говорила Надя о прошлом, стараясь отыскать в прожитой жизни что-то доброе, счастливое. И если, страдая от одиночест­ва, догадываясь о возможных последствиях тяжелой болезни, все же думала о будущем, то только в связи с сыном — ей хотелось увидеть его счастливым, креп­ко стоящим на ногах мужчиной, мужем, отцом.

Как ничтожно мало было отпущено прожить этой красивой, умной, достойной счастья женщине.

Роман шел по старой улочке, по обе стороны ее сто­яли прячущиеся в зелени деревянные домики. Роман поглядывал на огороды и наконец остановился возле одного домика, открыл калитку, вошел.

В теньке на табуретке сидел, опираясь на палку, се­дой старик.

Роман поздоровался, спросил:

— Дедушка, не вы ли хозяин этого дома?

— Да, да, а чем интересуетесь? — в свою очередь быстро спросил старик.

— Извините, но в вашем огороде я увидел мно­жество цветов. Может, продадите букет? Заплачу, сколько скажете.

— А вы, молодой человек, местный?

— Нет, я приезжий, издалека.

— А то я местным не продаю. Надо, чтобы моло­дежь сама выращивала цветы для украшения жизни. А зачем вам понадобились цветы? — Старик поднял­ся и повел Романа в огород.

— Ну, как вам сказать, очень нужны.

— Вам какие больше нравятся?

— Розы.

— Розы выращивали еще древние римляне. И каж­дый цветок соответствовал своему назначению. Одно дело, если вы идете на свадьбу, совсем иное — на сви­дание с девушкой.

— В таком случае, я признаюсь вам, дедушка. Хо­чу навестить могилу любимой женщины.

Старик внимательно посмотрел на Романа, открыл ящичек, прикрепленный к стенке сеней, и достал от­туда нож с острым загнутым кончиком.

— Вам нужны розы темного цвета. Они означают бессмертие сердца. Римляне оставляли их даже в гро­бу,— старик явно хотел показать Роману, какими по­знаниями он обладает.

— Чего не знаю, дедушка, того не знаю.

Старик нарезал букет темно-розовых цветов и про­тянул Роману.

— Сколько же я вам должен?

Старик снова посмотрел на Романа.

— Я ничего не возьму, что вы — грех брать за это деньги. Мне скоро самому добрые люди будут прино­сить на могилу цветы. Нет, нет.

— Пожалуйста, возьмите,— Роман протянул пя­тирублевую бумажку.— Цветы ведь выращены ваши­ми руками.

— Человек трудится ради того, чтобы заработать на жизнь, а я выращиваю цветы, чтобы жизнь эту хоть немного украсить. И за это денег не беру. Нет, нет, сы­нок.

— Большое спасибо, дедушка, за ваше доброе де­ло, желаю вам прожить еще много-много лет,— сказал на прощание Роман, тронутый добротой и таким не­ожиданным участием старого человека.

Парило. Из-за горизонта лениво поднималась пух­лая темная туча. Под легким ветром печально зашуме­ли старые сосны на кладбище. Ветер еще не опустил­ся к земле, и молоденькие деревца стояли неподвижно, словно солдаты в траурном карауле.

С противоположной стороны, откуда-то из-под сол­нца, невидимая воздушная река несла другую, свет­лую тучу. Она плыла навстречу темной, внизу прости­рался безлюдный остров зеленого леса. Под огромным небесным куполом Роман ощутил себя крошечным су­ществом, но существом живым, мыслящим, ощутил себя землянином, прекрасно понимающим, что не только жизнь, а весь этот мир безграничен и вечен.

Земля, утомившись, дышала покоем. Грусть и пе­чаль вновь заполнили душу Романа. Он прошел по кладбищу: памятники, кресты, ограды, а в них — цве­ты, рябины, плакучие ивы — то, что так любили лю­ди, ушедшие из жизни. Роман свернул на тропинку, которая вела к ряду еще свежих могил, останавливал­ся, читал надписи, эпитафии. И вот холмик, под которым лежит близкий сердцу, любимый человек. Где-то далеко прогремел гром, а над кладбищем только про­шумели крупные, редкие капли дождя. Они падали на желтый песок, словно хотели спрятаться, укутыва­лись в него и лежали серыми горошинками. Перед Ро­маном была могила Нади. Положил на нее розы, по­чувствовал, как сжимается сердце, как перехватило горло, будто вдохнул полынной горечи.

Перед мысленным взором Романа возникали то картины далекой юности, то милый образ любимой де­вушки. Вот она явилась на мгновение откуда-то из дальней дали с опущенными черными ресницами на бледном лице и тут же растаяла, исчезла. Такой Ро­ман и запомнит ее навсегда.

Дождь густел.

Авторизованный перевод с белорусского В.Б. Идельсона.