не напоминай, — звякнув двумя медалями «За отвагу», поднялась с нар стройная высокая девушка с лиловым шрамом на подбородке, отошла к столу.

В это время палатку, закрывавшую вход, будто ветром подняло. В землянку влетела невысокая крепышка, румяная, будто осеннее яблоко. Талия крепко перехвачена ремнем, на ногах хромовые сапожки, в руках несколько писем. Она хотела что-то сказать, но, увидев незнакомого младшего сержанта, осеклась, да так и осталась с полуоткрытым ртом.

— Это Таня Климанова, — представила ее Нечипорук. — Была ранена, недавно снова вернулась к нам. Каждый день ждет письма из госпиталя. Сегодня-то получила?

Таня отрицательно покачала головой. И тут же, весело сверкнув глазами, сообщила:

— Зато Маше Тарелкиной целых два, Наташе одно и Свете откуда-то с полевой почты.

Письма тут же оказались в руках адресатов. Зашуршала бумага. Наташа прочитала и отложила в сторону, промолвив лишь: «От мамы». По лицу Светы можно было читать содержание письма. Она улыбалась, тревожилась, сердилась, снова улыбалась.

Клава Нечипорук взяла Вадима за руку.

— Да вы садитесь, — сказала она. — Расскажите, как там, в тылу. Трудно, небось? Вы где учились?

— В Суслонгере, Марийской АССР, — присаживаясь на край нар, сказал Лавров. — Там, в лесу, мы жили и учились. Шесть месяцев. А потом вот ехали сюда, на фронт. На станциях к эшелону много людей подходило, узнавали, нет ли своих. Беседовали. Трудно, конечно, особенно с продуктами. Живут на картошке, да и той не всегда хватает. Но не унывают. Говорят: теперь не сорок первый, победа не за горами.

— Все правильно, — согласилась Клава, — но только победа — не снег: сама на голову не упадет. И чтобы добыть ее, еще много надо пота и крови пролить…

Часа два сидели они, разговаривали. Лавров рассказывал, как и чему учили в снайперской школе. Девушки в основном вели речь об уловках фашистских снайперов, о своем житье-бытье даже не заикались.

А оно у них было далеко не из легких. Это уже потом Вадим понял. Двенадцать красивых, двадцати — двадцатидвухлетних девушек оказались среди сотен здоровых, крепких мужчин, многие из которых четвертый год не знали женской ласки. Отсюда и излишнее внимание к «стеклышкам». Немало встречалось и сердцеедов. Иные с ходу клялись в вечной любви, другие предлагали сразу же идти в штаб полка и зарегистрировать брак. А получив отпор, некоторые мгновенно забывали о своей клятве и распускали грязные слушки. Сколько слез было пролито по этому поводу! Сколько горьких минут пережила почти каждая!

Бытовую неустроенность на фронте тяжело переносили даже мужчины. Каково же было женщинам! И если врачи, медсестры, работники столовых жили в более или менее сносных условиях, то быт девушек-снайперов ничем не отличался от быта мужчин солдат. Та же окопная грязь, дождь, холод, тесные блиндажи и землянки. А ведь далеко не каждый понимал сложность положения женщины в окопах.

Клава Нечипорук стянула лямками вещмешок, закинула его за спину, положила шинель на левую руку и, сняв пилотку, сказала:

— Ну, девочки, давайте прощаться. Очень хочу всех вас увидеть живыми. Берегите их, — повернулась она к Лаврову. — Зря под пули не посылайте. Ведь каждая из них в будущем — мать.

Расцеловалась с подругами, на каждое «пиши, не забывай» кивнула согласно. Из землянки вышли все вместе. Клава, не оборачиваясь, быстро пошла по тропинке, в конце которой ее ожидал начальник штаба.

После обеда, как и было условлено, Лавров зашел к майору Стороженко. Тот послушал младшего сержанта, а потом подвел его к карте, лежавшей на столе, и коротко проинформировал о положении на участке, где полк занимал оборону.

— Впереди нас ждут наступательные бои по освобождению Риги и всей Прибалтики. А сейчас ваша главная задача — не давать фашистам ни минуты покоя. Пусть ползают по земле, а не ходят. Снайпер — это грозный мститель. Его пуля всегда на посту. Только не разменивайтесь на мелочи. Бейте в первую очередь снайперов, офицеров, наблюдателей, связных. А куда, в район какой роты выделять снайперов, тебе будут говорить. Сейчас можешь идти к разведчикам, там тебе место уже определено, я говорил со старшим сержантом Николаевым — командиром взвода. Ну, все, бывай!

…— Ага, вот ты какой, девичий командир, — встретил Лаврова Николаев. — Как звать-то? Вадимом? А меня Николаем. И по отчеству Николаевич. Сколько же тебе лет? Скоро восемнадцать будет?! Пацан еще. Только не обижайся. Я хоть и старше тебя всего на два года, но на фронте ведь год за три идет. Так что у меня преимущество перед тобой в шесть лет. Родом-то откуда? С Тамбовщины? А я вятский. Знаешь, мы, вятские, — парни хватские, семеро на одного и то не боимся.

— Оно и видно, — кивнул Вадим на грудь старшего сержанта, где красовались ордена Красного Знамени, Отечественной войны, Красной Звезды, Славы II и III степени, две медали «За отвагу». — Это что, тоже за «семеро на одного»?

— Когда как, — засмеялся Николаев, — бывает, что и один на семерых. В таких случаях мы, вятские, не всегда в ладах с арифметикой. Еще Суворов говаривал: врагов не считают, их бьют. Вот его завету и следуем. Ну да ладно, — обнял старший сержант Лаврова за плечи, — пойдем в землянку, покажу твое место, спать будешь рядом со мной.

Вадим положил на земляные нары вещмешок, шинель, присел сам.

— Как же будешь командовать ими? — усаживаясь рядом, спросил Николаев. — Одиннадцать девушек. Каждая старше тебя минимум на год, на два. У всех есть фронтовой опыт. И я тебе скажу: они не из робкого десятка. — Старший сержант улыбнулся: — Мы с ними сразу нашли общий язык — на почве, так сказать, эквивалентного обмена. Им отдаем свой шоколад и конфеты, а они нам — полагающиеся им сто грамм. Обе договорившиеся стороны рады состоявшейся сделке и честно выполняют условия. А мы даже перевыполняем. Это когда бываем в тылу у фашистов и там какую-нибудь земляночку пошерстим. Ну, девчатам, знамо дело, шоколад или другие сладости завсегда приносим. Так что основа для дружбы со снайперами у нас заложена прочная. А теперь будет еще прочней — ихний командир у нас прописан и взят на полное котловое довольствие.

— Какое довольствие… — смутился Вадим. — Я сюда буду приходить только спать. Остальное время мне положено быть там, с подчиненными.

— Правильно! — подхватил Николаев. — Одних их оставлять никак нельзя. Архаровцев у нас хватает. Не успеешь оглянуться — и нет «стеклышка».

— Пожалуй, я пойду к ним, — вставая, произнес Лавров. — Уже вечереет. Скоро должны возвратиться две лары с задания.

Но вернулась только одна пара — Полина Онищенко и Лида Ясюкевич. Валя Трунина была убита. Ее попыталась