виде изможденных и опаленных греческим огнем своих старых знакомых принесли им от души все требуемое: и шкуры, и мед, и смолу, и кожи, а также много снеди. Как ни много всего было, но убытков от неудачного рэкета этим покрыть было невозможно.

Тогда в голову неграмотного норманна Игоря, косматого бородача в рогатом шлеме, пришла точно такая же гениальная мысль, что и через тысячу лет с гаком вождю мирового пролетариата: провести продразверстку вместе с промразверсткой.

Простаки-древляне сначала не поняли, чего от них хотят. Им объяснили, что они должны сдать запасы всех своих погребов и амбаров до последней пылинки, все меха и шкуры, да вдобавок отдать каждую вторую женщину как для услады своих благоприобретенных господ, так и для продажи на невольничьих рынках (товар, порой не уступающий по цене шелку). Когда же поняли, то, естественно, наотрез отказались подобные наглые требования своих гостей выполнять. Это древляне так думали, что имеют дело с гостями. «Гости» уже давно считали древлян своей собственностью — трудолюбивой, простоватой и мирной. И что самое главное — собственностью гораздо более ценной, чем меха, мед или пенька.

Возмущенные отказом быть добровольно ограбленными до нитки, норманны схватились за мечи, чтобы единственным известным им способом уладить спор. Но они явно переоценили силу своего «обаяния» и своих доводов, а равным образом и силу своих мечей, поскольку были практически все перебиты, а захваченный в плен Игорь разорван деревьями. Эта высшая мера наказания ранее применялась исключительно к хищным и жадным волкам, которые убивали в стаде в сто раз больше скота, чем могли съесть.

Возможно, что норманны, действительно, не очень умели словесно убеждать оппонентов, но надо отдать им должное — воевать они умели, не щадя ни себя, ни тем более противника.

И запылали города и городища, и полноводные реки понесли сотни трупов в моря, и побежал из пылающих лесов человек и зверь.

В динамике своих торгово-посреднических операций с Византией некогда было варягам заняться территориями, которые они без ведома местного населения де-факто считали своими. Но вот это время настало. Дела с Византией явно шли к своему концу.

Первый крестовый поход открыл для европейской торговли Восточное Средиземноморье, делая путь «из варяг в греки» совершенно нерентабельным. Не было уже сил заставить Византию продолжать признавать норманнов единственными оптовыми покупателями. Последняя попытка, предпринятая в 1043 году, закончилась очередным разгромом норманнского флота, сожженного почти до последнего корабля греческим огнем. Нужно было думать, что делать дальше.

Возвращаться в Средиземное море уже не было сил, да и средств тоже. В Европе их никто не ждал, а устраивать разборки со своими близкими и дальними родственниками, поделившими различные европейские короны, было и совестно, и боязно. В родных фиордах было холодно и скучно, да и там их тоже никто не ждал. Скорее наоборот: целые флотилии, сгибая весла и подгоняемые устойчивыми западными ветрами, шли к ним — на Волхов и Днепр, чтобы принять участие в захвате новых сказочных земель, земель не принадлежавших никому, и, без сомнения, завещанных именно им в качестве «земного Грааля» их суровыми богами Одином и Тором.

Захваченное врасплох этой чудовищной и беспрецедентной агрессией местное население стало оказывать яростное сопротивление.

Сопротивление, которое, хотя и усиливалось с каждым днем, к сожалению, было плохо организовано. Местные жители не имели той, милитаристской по сути, цивилизации, которая в силу многих причин создавалась на западе и юге Европы. Организационно варяги, конечно, были гораздо сильнее, поскольку представляли из себя военизированные до предела отряды боевиков с четкой системой подчиненности, что так важно в военном деле. Без сомнения, они превосходили местное население и по уровню боевой подготовки, и по уровню психологической подготовки.

Сжечь непокорную деревню и перебить до последнего человека ее жителей, а пленных заколоть в качестве жертвы своим воинственным богам — было для них обычным делом. А для противника — нет. Древляне долго еще пытались решить проблему путем переговоров, их обманывали, завлекали в ловушки, предательски истребляя тех немногих, кто пытался наладить организованное сопротивление захватчикам.

Имена легендарного князя Мала и горстки его товарищей туманными призраками смотрят на нас из тьмы веков. Смотрят с укором — ведь мы не только ничего не знаем о них, но и не уверены даже, что они существовали. Жесточайшая война, которой суждено было никогда не кончиться, разгоралась с каждым днем, с каждым годом, с каждым десятилетием, принимая порой самые невероятные и причудливые формы.

Народ не забыл вероломства пришельцев. Он не принял навязанной ему государственности по чуждому образцу, инстинктивно стремясь вернуться к　порядкам так называемого «доваряжского периода». Народ сражался ожесточенно и мужественно. На помощь варягам потоком шли подкрепления из северной и центральной Европы. Мощная иностранная армия мечом и огнем расчищала фундамент для строительства нового государства, получившего много позже название Россия.

По меньшей мере 60 лет после гибели от собственной жадности «князя» Игоря непрерывно продолжались военные действия. Народ не победил в этой борьбе. Он был в душе очень добрым и совершенно не воинственным. Пути отхода на юг были отрезаны, но даже если бы и удалось прорваться, перспектива встречи с хазарами или печенегами не сулила также ничего хорошего.

Открыт был только путь на север, через буреломы и непроходимые лесные чащи. Массами снимались люди с сожженных городищ и уходили все дальше и дальше в леса, ближе к студеным морям и вечной мерзлоте. Их нагонят и там, но много позже. К некоторым их деревням даже сейчас можно добраться только на вертолетах, а многие — до сих пор неизвестны. Не в сибирской тайге, а у нас, здесь, на европейской территории России.

Но, разумеется, уйти смогли далеко не все. Большая часть продолжала сражаться, гибла, попадала в плен, закалывалась (иногда по несколько тысяч человек враз) на жертвенных алтарях, обращалась в рабов, продавалась дальше на юг или оставлялась для тяжелых работ. Некоторые (а такие всегда и везде найдутся) добровольно шли в варяжские дружины, польстившись на награду, льготы, а может быть, просто пожалев своих жен и малолеток.

И, конечно, произошло неизбежное. Вожди и предводители различных бандформирований и отрядов боевиков — пестрых, разноплеменных, с разными уровнями дисциплины и боевой подготовки, но отличающихся почти