В. Кара-Мурза, В. Катанян Синим вечером
В. Кара-Мурза
Синим вечером – когда опериленная веранда отдаляет осенний сад в темную глубину, когда вся душа натянута желаньем увидеть на скамейке белое платье – мысли, впечатления, желанье сделать что нибудь, крикнуть как нибудь, но только дать знать о себе, заглядывают в душу, улыбаются ей. Синий вечер – углубляет влюбленность в свои желанья. Синий вечер – символ увяданья – возвеличивает возрождающуюся душу. Выпуская этот сборник, мы желаем только рассказать о рассказах синих вечеров, о белых платьях, мелькающих и зовущих, о уличных фонарях, струящих дым на тротуары, о обезумевшем роке порывистого Города, о протянувшихся в синюю даль, улицах, и с другой стороны об осенних сонатах, и поблекших розах О всех мыслях, впечатлениях и желаньях затаенно заглянувших в душу и улыбнувшихся ей синим вечером. синим вечером.Синим вечером
Каждый раз сине-матовым вечером,
Чуть прикрывшись холодным платком
В даль, закрытую искристым глетчером
В идете в моленьи святом.
И в душе Вашей, в люстрах топазовых
Торопливо сгорает закат…
Я смотрю: повернетесь не сразу Вы
Своей синей фигуркой назад.
В уходите в улицы вечные
Окунувшись в уснувшую синь…
Робкий вечер спадает на встречные
Статуэтки чужих герцогинь…
Я люблю Вас. Томиться Вам нечего:
Мне ведь дорого так за окном,
Мне ведь дорого так синим вечером
Вас понять в Вашем взоре святом.
Отзвеневшему лету
Последние дни уходящего лета.
Влюбленные в Солнце, спешии уйти.
И песни, столь нежные песни Поэта,
Для слез воскресавших искали пути
Там звездные глазки Мечтой чаровали,
Там солнце горело, как жаркий топаз…
Мечты отзвенели. Мечты отсверкали.
Осталось лишь грусть неразгаданных глаз.
И солнцевы песни, как листья слетели,
Осенние сказки пугливо бегут…
Потухшие дали, участия трели,
Иначе чаруют, иначе зовут.
Осенние слезы так быстро случайны
Осенние сказки с короною грез…
Я тайн захотел! Так подайте же тайны
Слетевшие тайны весенних берез..
«Меня прости»
Мне так ведь тяжело обманывать тебя
И косы целовать, мечтая о разлуке…
Зачем же ты, безмозглая Судьба.
В семнадцать лет мне шлешь такие муки!
Я часто думаю о девочке простою
Нашедшей идеал в самовлюбленном Принце…
Хочу сказать: «ведь я уже не твой,
Не твой»…
Но силы нет сказать, но силы нет уйти
Иль вихрем вырваться к заманчивой свободе…
Я мысленно твержу: «меня прости»…
И углубляю лишь любви твоей колодец…
Ляля
Под нами огнями горели соборы
В протянутых улицах крик фонарей
Разнервничал взоры, прекрасные взоры
Зарницами быстро-изменчивых змей.
Мечтательно юные глазки блестели
Из темных, приподнятых нежно, ресниц…
О чем Вы мечтали, и что Вы хотели?
Быть выше соборов, быть ярче зарниц?
И взоры тонули в сверкающей дали
Прекрасные взоры волшебницы той,
Что носит названье невинное – Ляли,
Что стала моей черно-кудрой Мечтой.
Все это случилось как будто давно так,
Как будто то был лишь мгновения луч..
И помню я только, что взор был так кроток,
А руки так нежны… и голос так жгуч.
Тайвань
В эту осень золотую легкокрылая японка
Каждой ночью поцелуям отдавалась в роще роз
И смеялася так звонко, говорила и манила,
Доводили до бессилья, до серебряннистых слез.
В эту осень хризантемок я влюбился на Тайване…
Грусти матовый оттенок в первый раз тогда узнал,
И смотря на неба ткани захотел иметь я крылья,
И рыдал в своем бессильи – волны моря целовал.
Ах, вы не были на взморье одинокого Тайваня.
Где в одном лишь быстром взоре столько странно диких роз
Где так манит гибкость стана, где задумчивые глазки,
Где все ночи – только сказки, где разнеженности грез…
В эту осень золотую нежно – грустная японка
Мне на память дорогую подарила пару роз…
И прощался так тонко, распустив печально косы,
Уронив на эти розы капли белых-белых слез…
Проспект
Проспект. Электричество. Шляпы. Девицы,
Движенья, отрывки и радости встреч…
Так едко хохочет, кричит и пестрится,
Проспекта презренье и страстная речь.
Уходит, проходит средь каменных зданий
Толпа, развращенная пошлостью фраз…
О сколько тоски и невинных мечтаний
В мерцаньи лампадных и ищущих глаз.
Проспект. Дерзкий вызов. Презренье и встречи
Проспект. Электричество стонущих лун…
И моды и туфли, и ласки и речи,
Рыданье шарманки и шепоты струн.
Разбросанный гордо, весь каменно-серый
Проснувшийся Город в кипеньи огней…
Проспекты. Прожекторы… Наглость и Вера,
И гимны Христу и сверканья Мечей.
В окне
Ты вся застыла в окне холодном
К стеклу примерзла волос вуаль.
Туманный город – холодный Лондон
В тебя забросил свою печаль.
Ты вся такая ж; те ж занавески.
И то же платье, что было встарь;
Но только грустью делиться не с кем…
Туманит стекла седой январь.
Вся жизнь в минувшем так метеорно,
Во всем, что было давно-давно…
Морозом вечер расшит узорно.
Узорный вечер глядит в окно.
В осеннем парке
Золотисто-малахитовый потускнел небесный свод
Я сижу Мечтой увитый у фонтана белых вод…
Осень тихо и неслышно обвела меня рукой,
Кто-то шепотный и лишний все смеется надо мной.
Тихо шелесты багряные заколышатся, умрут…
Плачут грустные туманы, тихо плачут там и тут.
Все ушло. Все как-то дально. Я не тот – я уж другой.
Осень нежно и печально листья сыплет надо мной.
Золотисто-малахитовый парк аллейный опустел.
Весь сонатами увитый я не знал, что я хотел.
И оранжевые глазки Осень кинувши
