Генри Каттнер. «Мы, мёртвые…»

Первая публикация – We Are the Dead, «Weird Tales», April 1937

Перевод: О. Петров и И. Самойленко, 2020

 СЕНАТОР КЕННИКОТТ был благодарен Господу за прохладный ночной ветерок, легонько обдувающий лицо. Он выразил желание, чтобы Хобсон сопровождал его на прогулке, где и представил бы весомые аргументы в пользу законопроекта. Голос у лоббиста был высоким, довольно-таки неприятным, и казался особенно неуместным в мирной тиши Арлингтонского кладбища^[1], где и совершался променад.

Хобсон немножко задыхался, его мясистая, гладко выбритая ряшка выражала явную досаду. Прогулка по кладбищу может и была подходящим занятием для стройного, сухопарого сенатора, но лоббисту абсолютно не нравилась. Кенникотт же ощущал настоятельную потребность пройтись после банкета, дабы успокоить нервы по окончании того ещё денька, наполненного бесчисленным множеством мероприятий, посвящённых Дню памяти^[2]; Хобсон же стремился поскорее урегулировать вопрос с законопроектом, а потому нехотя всё же согласился сопровождать члена высшей палаты Конгресса.

– Это может приблизить нас к войне, – довольно резко прервал сенатор пространную речь Хобсона.

– Нисколько! Это лишь мера боеготовности. – Маленькие глазки лоббиста остро глянули в лицо собеседнику. – Мы должны защищать американские интересы за рубежом. Несомненно…

– Но это – чрезмерно агрессивно, – возразил Кенникотт. – В конце концов, мы же не хотим вызвать к себе ненависть в других странах.

– О, вы торопитесь с выводами!.. Это далеко не столь однозначно. Я уже объяснял, как…

– Это – война! – Сказал сенатор, устремив взгляд на череду дальних надгробий.

– Войны не будет, – несколько утомлённо продолжал настаивать Хобсон. – Если бы я думал, что этот законопроект действительно опасен, то был бы первым, кто потребовал его отклонения.

– Сколько вы хотите потратить моего времени, чтобы окончательно убедить в своей правоте? – Довольно резко спросил Кенникотт. – Впрочем – не столь уж важно… Это слишком сложная проблема. Мы не можем отложить её до завтра, Хобсон? Я так сильно устал…

Лоббист на мгновение пристально взглянул на собеседника. Затем, осторожно подбирая слова, произнёс:

– Законопроект должен пройти максимально быстро, сенатор. В этом случае, полагаю, могу на 100 процентов заверить вас, что переизбрание в следующем году вам обеспечено.

Кенникотт бросил на него острый взгляд, губы сжались в тонкую линию: да, поддержка со стороны Хобсона была весьма ценной, фактически – незаменимой. А если он не станет её оказывать…

Не отрывая глаз от спутника, сенатор продолжал идти и чуть не врезался в какого-то невысокого стройного человека, тихо стоящего в тени громадного вяза.

Бледное, похожее на маску, лицо повернулось к Кенникотту, и тот словно ощутил удар от вызывающего дрожь взгляда. Это был юноша, почти мальчик, но со следами непереносимых страданий, как будто впечатавшимися в образ.

– Простите, – быстро пробормотал сенатор, разглядывая выцветшую, изношенную военную форму встреченного. – Я вас не заметил…

Юноша не отвечал, и государственный деятель лёгким движением обозначил намерение пройти дальше. Резко отвернув голову в сторону, молодой человек сказал приглушённо:

– Я не могу спать…

– А? – Уставился в ответ Кенникотт.

– Я говорю, что не могу спать. – Повторил юноша тусклым страдальческим голосом.

Хобсон издал губами сочувствующие звуки и с явным намёком посмотрел на сенатора. Тот также испытал всплеск сочувствия: очевидная молодость случайного встречного вопиюще диссонировала с измождённостью его лица и бледными губами, искривлёнными мукой.

– Я понимаю… – Через паузу сказал Кенникотт. – Это действительно ужасно. Как-то раз я страдал от бессонницы целую неделю…

– Неделю… – пренебрежительно протянул юноша. – Какая ерунда! Я испытываю это на протяжении многих лет.

Сенатор стал что-то быстро писать на оборотной стороне вытащенного из кармана конверта.

– Одну минутку…, – наконец пробормотал он под участившееся дыхание Хобсона, которым тот очевидно намекал на нежелательность дальнейшей задержки. – Вот! Можно приобрести в любой аптеке. – Протянул бумажку юному страдальцу. – Это непременно должно помочь. Я действительно понимаю, как вы себя чувствуете…

Лицо молодого человека приобрело скептическое выражение, однако он взял конверт с названием лекарства и сунул его к себе в карман.

– Спасибо, только это вряд ли поможет, – задумчиво произнёс. – Всё без толку, а в День памяти – особенно тяжело. Знаю по опыту!

ХОБСОН нетерпеливо переступал с ноги на ногу, его глаза непрестанно обшаривали форму юноши.

– Ох! – Понимающе заметил Кенникотт. – Я вижу – вы в форме. Но не слишком ли вы молоды для ветерана?

– Я? – Недоумённо произнёс молодой человек. – Я не настолько юн, каким выгляжу. Принимал участие в большой войне, вы правильно сказали…

Хобсон продемонстрировал недоверие. Сенатор тоже заподозрил явную ложь. Да, лицо у юноши было измождённым, но он никак не мог быть старше двадцати пяти лет. Наверное, случайный встречный всё-таки не имел ввиду мировую войну. Боестолкновения везде случаются – в Манчжурии, Южной Америке, Африке…

– Ну, вы попробуйте эти порошки, – сказал Кенникотт после неловкой паузы. – Я уверен в их благотворном эффекте. – Он смущённо прокашлялся. – Вам это по средствам? – Нерешительно потянулся к своему кошельку.

Юноша не выглядел обиженным этим жестом.

– Не нужно, спасибо, – мальчишеская улыбка вдруг появилась на его бледном лице.

Но надолго не задержалась. Буквально тут же она сменилась напряжённой болезненной гримасой, ибо взгляд молодого человека зафиксировался на низком сером надгробии, расположенном поблизости. Он медленно проделал несколько шагов в том направлении.

– Бедный дурак, – мягко прошептал юный солдат.

Сенатор быстро повернулся: он был потрясён, услышав из-за спины громкий, негодующий возглас Хобсона. Неужели у этого человека нет мозгов, чтобы соблюдать приличия? Кенникотт попытался удержать лоббиста за руку, но не успел.

– Ах – иди, иди отсюда! – Проревел Хобсон. – Не смей говорить ничего подобного, сынок. Это – не правильно!

– Да ладно вам…, – сенатор попытался урезонить своего спутника.

Но юноша сам прервал эти никчемные увещевания.

– А почему нет? – Спросил он, и резкие нотки обозначились в его прежде усталом голосе. – Разве он не был дураком?

«Хобсон наверняка ввяжется в спор с мальчиком», – с некоторой обречённостью подумал Кенникотт. – «Разве он не видит…»

– Ты