документов, старых газет, значков, записанных воспоминаний.

И тогда мы стали стучаться в двери Музея истории Ленинграда. Ведь то, что собрали ребята, представляло собою настоящую музейную ценность! И что толку, если редчайший документ, "откопанный" в столе ветерана, будет лежать в редакционном шкафу?! Нет, раз уж нашли, вернули истории, то надо и показать найденное всем, всем, всем! '

30 мая 1962 года в Музее истории Ленинграда был открыт пионерский зал - первый в нашей стране музей истории пионерии.

Конечно, книги создавали писатели и журналисты, памятники - скульпторы и архитекторы, в пионерском зале экспонаты развешивали сотрудники музея, но первыми все равно были они - красные следопыты. Без их поиска не было бы ни книг, ни памятников, ни музеев. Не было бы и этой книги. Она ведь тоже - результат следопытского поиска.

Более двадцати лет прошло с того дня, как в редакцию газеты "Ленинские искры" пришел Толя Аганисьян. Давно уже отряды КС перешагнули границы Ленинградской области. Уже нет в нашей огромной стране такой школы, где не было бы красных следопытов. Уже не один, не два - сотни музеев боевой и трудовой славы создали они.

Я тоже давно уже не "Генка-ординарец", но будь я им сейчас - непременно в приказе штаба КС объявил бы благодарность всем красным следопытам, создавшим в своих школах музеи. И закончил бы приказ такими привычными для его текста словами: "Поиск продолжать!"

Борис Никольский. "Спасибо вам, родные..."

Автобус бежит по заснеженному шоссе. Едут в автобусе первоклассники. Первый раз в своей коротенькой еще жизни едут в музей боевой славы, что стоит на пригорке возле деревни Астрача, в двадцати пяти километрах от Бокситогорска. Едут к братской могиле, где лежат в земле двести двадцать два воина, отдавших жизнь в грозном сорок первом в боях за Тихвин. Жмутся ребятишки к окнам, смотрят на деревья, глубоко утонувшие в снегу, слушают рассказ учительницы - Варвары Алексеевны Горушской:

- В тысяча девятьсот сорок первом году в этих местах шли тяжелые бои. Здесь совершил свой подвиг Ильдар Маннанов. Вон там примерно стояла его пушка. Несколько атак фашистов отбили наши солдаты. Но и сами понесли потери. Были убиты товарищи Маннанова. Раненый, он остался один у орудия, вел бой с фашистскими танками. И когда наступила ночь, отважный боец не покинул позицию, а, превозмогая боль, подтаскивал снаряды к своей пушке - готовился к новому бою. Утром фашисты опять пошли в атаку, и опять орудие Маннанова встретило их огнем. Когда подошло подкрепление, наши бойцы нашли Маннанова, истекающего кровью... Уже в госпитале, 17 декабря 1941 года, Ильдар узнал, что ему присвоено звание Героя Советского Союза. Теперь Ильдар Маннанович Маннанов живет в городе Набережные Челны. Он приезжал в наш город, приходил сюда, на место боев...

Замолкает Варвара Алексеевна, сквозь толстые стекла очков пытливо вглядывается в ребячьи лица.

- В музее боевой славы вы, ребята, увидите фотографии, документы - часть из них собрана и передана музею вашими старшими товарищами, красными следопытами. Когда вы подрастете, многие из вас тоже, наверное, станут красными следопытами...

Да, наверняка станут. И очень может быть - на имя этих мальчишек и девчонок со временем будут приходить такие же волнующие письма, какие получают юные следопыты бокситогорской средней школы № 1.

"Здравствуй, дорогая Аллочка!

Ты даже не представляешь, какое большое дело вы делаете для всех, кто сейчас живет жизнью тех, кого уже нет. 'Спасибо вам большое! В моей душе вы разбудили тревожно-радостное чувство своим письмом, в котором написали о моем отце, Кутуршине Николае Христофоровиче, что он умер в госпитале и похоронен на братском кладбище в вашем городе Бокситогорске. А ведь я об этом даже не знала. Я рада, что есть вы, что делаете вы большое дело и что у меня появилась возможность поклониться могиле моего отца, который отдал свою жизнь ради моего счастья...

Дорогие ребята, дорогая Аллочка, большое спасибо вам, мы обязательно приедем к вам, я хочу поклониться своему отцу, ведь с его уходом на войну для меня слово "папа" потеряло смысл, а сейчас я как будто снова его нашла. Очень прошу, ответьте, пожалуйста, побыстрее, как можно доехать до вашего города...

КУЧЕНОВА ИННА НИКОЛАЕВНА, Коми АССР".

"Здравствуй, дорогой незнакомый Сережа!

...Если бы я не была больная, я как птичка прилетела посмотреть на своего брата могилу. Но я не смогу приехать, а переписываться я еще могу...

ШВЕЦОВА АЛЕКСАНДРА ИВАНОВНА, г. Новокузнецк".

"Дорогие ребята, юные следопыты!

Мне было три года, когда в 1941 году мой отец Шамса Гитинов ушел защищать Родину. Об этом мне рассказывала мать. Кончилась война, но отец не вернулся домой. Мы не знали, что с ним, почему от него нет известий. И вот теперь комсомолка из вашей школы Нина Быстрова помогла нам узнать эту тайну...,

Я работник МВД. В тот февральский день я дежурил в отделении милиции. Зашла к нам почтальон и подала мне письмо. Почерк и обратный адрес незнакомы. Я вскрыл его тут же. Во мне было какое-то трепетное волнение. Когда же прочитал письмо, то почувствовал, будто отец живой и находится со мной рядом...

Нина! За вашу доброту и внимательность к нам мы будем всегда перед вами в долгу. Я обязательно приеду в Бокситогорск, чтобы побывать на могиле отца...

АСЛАНГЕРЕЙ ШАМСУЕВ. Дагестан".

Вот такие письма получали Алла Червякова и Люба Солодова, Сережа Марков и Витя Бойцов, Лена Кочнева и Наташа Осипова и многие другие красные следопыты бокситогорской школы. Я ловлю себя на том, что мне хочется цитировать и цитировать эти письма. Сколько подлинного человеческого чувства в каждом из них! Какие судьбы встают за ними! Можно ли без глубокого - до слез - волнения читать такие строки:

"Милые, дорогие дети!

Пишет вам старшая дочь Николаюка Николая Филипповича. Мне переслали из Москвы ваше письмо. Мы знали, что наш отец лежал в Бокситогорске в госпитале, откуда получили его последнее письмо, что дела его идут на поправку, скоро его отправят долечиваться в глубокий тыл. А потом писем больше не было, и мы всегда думали, что он погиб в дороге при бомбежке, а вот оказывается, у него ничто не шло "на поправку". (Да, видно, не хотел солдат огорчать близких, оттого и писал так, а может, и сам надеялся, верил.) ...Я была в семье самая старшая, и только я помню отца, мне было десять лет, брату - пять, а сестренка только через месяц после ухода отца на фронт родилась. Мы никак не хотели верить, что отца уже нет, и ждали его всю войну. А когда получили его последнее