54 млн тонн, доля североамериканских нефтяников в мировой добыче выросла с 64 до 73 %. Тоннаж американских танкеров, поставлявших нефть в Европу, за то же время вырос в семь раз. К исходу войны, не смотря на потери от германских подводных лодок, США владели почти половиной всех танкеров в мире.
Но ещё внушительнее росли прибыли нефтяных магнатов. В 1917 году в Пенсильвании, старейшем центре нефтедобычи США, чёрное золото достигло цены 3 доллара за баррель – пик стоимости за предыдущие сорок лет. Если за первый год мировой войны чистая прибыль четырёх крупнейших компаний из империи Рокфеллера – «Стандард ойл оф Нью-Джерси», «Стандард ойл оф Нью-Йорк», «Стандард ойл оф Калифорниа» и «Стандард ойл оф Индиана» – составила 55,8 млн долларов, то в 1918 году она уже выросла до 144,4 млн. Общая же чистая прибыль всех 32 нефтяных компаний Рокфеллера в 1918 году достигала фантастической суммы в 450 млн долларов (или свыше 28 млрд в современных ценах).
Если требование о 8-часовом рабочем дне было удовлетворено уже к 1 мая 1917 года, то по остальным пунктам трудные переговоры шли всё лето на фоне уже традиционного для Баку всплеска армяно-азербайджанской национальной вражды. Чтобы заставить собственников принять их условия, 27 сентября рабочие-нефтяники Баку начали всеобщую стачку. Известный до революции экономист нефтяной промышленности Василий Фролов, исполнявший после февраля 1917 года обязанности градоначальника Баку, получив известия о начале стачки, высказался прямо: «Забастовка в бакинском нефтепромышленном районе погубит Россию…»
Но даже экономист Фролов едва ли предполагал в те дни, насколько близко к истине его апокалиптическое пророчество. Уже через неделю забастовки собственники скважин согласились принять все требования рабочих. Вместе с нараставшим политическим и экономическим хаосом это лишь усугубило общий кризис. По итогам 1917 года нефтедобыча в Бакинском районе упала на 21 %, в январе 1918 году на берегах Каспия впервые за сорок с лишним лет не приступили к бурению ни одной новой скважины.
Но положение в Баку тогда могло считаться благополучным по сравнению с нефтеносным районом Грозного. Перед февральской революцией на берегах Терека добывалось пятая часть чёрного золота Российской империи, грозненская нефть была дешевле бакинской и лучше по качеству. Однако уже осенью 1917 года, по мере ослабления государственной власти, вокруг Грозного развернулись настоящие бои с чеченскими повстанцами – и к ноябрю пожары уничтожили здесь 77 % нефтяных вышек.
Накануне октябрьской революции из Грозного в Петроград ушла телеграмма: «Нефтяные промыслы, дававшие ежемесячно 5–6 миллионов пудов нефти, разгромлены и сожжены полностью. Восстановление промыслов при настоящих условиях невозможно…» Нефтяные фонтаны на берегах Терека непрерывно пылали до лета 1919 года. Уже после гражданской войны экономисты сосчитали, что в грозненских пожарах тогда сгорело нефти на сумму, равную четверти годового довоенного бюджета Российской империи.
Глава 32. «Забастовка в нефтепромышленном районе погубит Россию…»
1917 год в истории отечественной нефти Февраль 1917 года вошёл в историю не только революцией, но и нараставшим экономическим кризисом, затронувшим и нефтяную промышленность страны. Когда в столице Российской империи бунт хлебных очередей перерос в свержение монархии, в Петрограде дефицитом были не только батоны и булки – не хватало четверти нефтепродуктов от довоенной нормы. Главной причиной «топливного кризиса», как и хлебного и иных кризисов тех дней, был коллапс железнодорожного транспорта. Но негативные явления назревали и непосредственно у источников чёрного золота – в Баку, нефтяном центре империи, добыча по итогам 1916 года упала на 5 %. Цифра, на первый взгляд незначительная, но отражавшая глубинные экономические процессы. Продолжавшаяся третий год мировая война оставила российскую нефтяную промышленность без новой техники, а с марта 1917 года к экономическим проблемам добавились политические. Узнав 15 марта о революции, рабочие нефтепромыслов Баку объявили однодневную «приветственную» забастовку. Но антимонархическую революцию тогда приветствовали и собственники чёрного золота. Глава крупнейшей нефтяной корпорации страны Эммануил Нобель 21 марта 1917 года на встрече с членами Временного правительства, патетически заявил: «Я говорю от имени всей русской нефтяной промышленности. Твердо веруя в могучие силы обновленной России, мы ставим себе ближайшей задачей своевременное обеспечение нефтяными продуктами…» Месяц спустя издававшийся в Баку журнал «Нефтяное дело» восклицал в передовице: «Давнишняя мечта России о политической свободе и действительно конституционном политическом строе осуществилась полностью и в самых широких границах». Но реальность оказалась не столь радужной – вслед за эйфорией верхов и низов начались совсем другие процессы. На гребне революционного энтузиазма профсоюзы нефтяников Баку потребовали у собственников увеличения зарплат в 4,4 раза, сокращении рабочего дня с 12 до 8 часов и заключения коллективного трудового договора.
Если требование о 8-часовом рабочем дне было удовлетворено уже к 1 мая 1917 года, то по остальным пунктам трудные переговоры шли всё лето на фоне уже традиционного для Баку всплеска армяно-азербайджанской национальной вражды. Чтобы заставить собственников принять их условия, 27 сентября рабочие-нефтяники Баку начали всеобщую стачку. Известный до революции экономист нефтяной промышленности Василий Фролов, исполнявший после февраля 1917 года обязанности градоначальника Баку, получив известия о начале стачки, высказался прямо: «Забастовка в бакинском нефтепромышленном районе погубит Россию…»
Но даже экономист Фролов едва ли предполагал в те дни, насколько близко к истине его апокалиптическое пророчество. Уже через неделю забастовки собственники скважин согласились принять все требования рабочих. Вместе с нараставшим политическим и экономическим хаосом это лишь усугубило общий кризис. По итогам 1917 года нефтедобыча в Бакинском районе упала на 21 %, в январе 1918 году на берегах Каспия впервые за сорок с лишним лет не приступили к бурению ни одной новой скважины.
Но положение в Баку тогда могло считаться благополучным по сравнению с нефтеносным районом Грозного. Перед февральской революцией на берегах Терека добывалось пятая часть чёрного золота Российской империи, грозненская нефть была дешевле бакинской и лучше по качеству. Однако уже осенью 1917 года, по мере ослабления государственной власти, вокруг Грозного развернулись настоящие бои с чеченскими повстанцами – и к ноябрю пожары уничтожили здесь 77 % нефтяных вышек.
Накануне октябрьской революции из Грозного в Петроград ушла телеграмма: «Нефтяные промыслы, дававшие ежемесячно 5–6 миллионов пудов нефти, разгромлены и сожжены полностью. Восстановление промыслов при настоящих условиях невозможно…» Нефтяные фонтаны на берегах Терека непрерывно пылали до лета 1919 года. Уже после гражданской войны экономисты сосчитали, что в грозненских пожарах тогда сгорело нефти на сумму, равную четверти годового довоенного бюджета Российской империи.
