всё короче, движения — резче. Дёрг за майку, шлёп по попке, "Ты понял?"

     А потом, наверное, случайно, он не шлёпнул плашмя, а рубанул ребром ладони, почему-то не дёрнув за майку у шеи. Мальчик, словно ужаленный, резко выпрямился, и Кира заметила, как изменился он в лице. Удивление с гримасой боли. Но осанка, надо признать, стала прямой.

     Но физрук не видел лица, и подумал, что натолкнулся на универсальный способ. Оставшимся мальчикам (а пошли низкорослые) попки он рубил тем же способом, с удовлетворением отмечая выпрямление спин. Рефлекс на боль, стремление отодвинуть пах от опасного предмета, но эффект даёт. Повторял: "Так!", "Так!" А что губы закусывают, перед девочками стараются виду не подавать — это оставалось за кадром.

     Вот началась девичья полушеренга, и стало ясно, что мальчиков он ещё щадил. По трусам сильно не рубанёшь, спустятся ещё, потом доказывай, что не нарочно. А на нас купальники, верх поддерживает низ аж от самых плеч, не резинка какая-нибудь на талии, ничего не слетит, а если рубить не изо всё силы, то и не порвётся.

     Ещё одну причину Кира поняла, уже повзрослев. Мужчина-физрук избегал контачить с девичьими телами без особой причины, если не с бревна девочка падает и с брусьев не срывается. Дёргать за купальник не годилось, шлёпать по попкам неправильно поймут ещё или родителям бесхитростно расскажут. А вот "срубить" самые верхушки ягодичек — самое то, и контакт минимальный, и эффект разительный. Правда, рукой надо двигать энергично, чтоб на поглаживание многозначительное ну никак не походило.

     Девочки не сдерживались, охали, ойками. В ответ звучало: "Не ой, а вот так вот стой. Поняла?" Как не кивнуть, даже со слезами на глазах, если не хочешь "повторенья — матери ученья".

     Кира постаралась выпрямиться, когда очередь дошла до неё, но от "рубки" это не уберегло. Эффект, действительно, потрясающий. По неожиданности, резкости можно сравнить с колкой пальца перед забором крови, и жгучая теплота по заднице расползается, словно тёплая кровушка.

     Даже и не поймёшь, какой ещё боли уподобить. Главное, дыхание перехватило, будто её в живот ткнули. Осторожно, оглядываясь, оправила купальник, по кантам прошлась пальчиками, но попка горит — не прикоснёшься.

     Между прочим, в классах постарше, когда началась физика, мальчишки спросили о "рубящем" ударе учителя. Даже потёрли друг другу штанишки, вспоминая те ощущения. Девчонки молчали, но по лицам было видно, что это их не меньше интересует. Параллельно с физикой пришла к ним пора новых телесных ощущений, первые объятья и поцелуи, но о них с учителем не поговоришь, а вот об ударах — можно.

     Тем более, что и удар, если от любящего человека и по уже разгорячённому, возбуждённому телу, может высечь кайф.

     Учитель нарисовал на доске попку в разрезе и стал объяснять. При шлепке плашмя сила распределяется по большой площади. Чтобы сделать побольнее, нужно ладонь напрячь потвёрже и постараться уменьшить площадь соприкосновения. До логического завершения в этом направлении идут розги и шпицрутены.

     А вот рубящий удар затрагивает только самую верхушку, очень малой площади, и уже одно это даёт сильную концентрацию энергии и силы. Если провести по попке так же, но медленно, она успеет уйти из-под ладони, вожмётся, а потом восстановится, проявит упругость. А быстро — не успеет проявить. Рубок сдвинет кожу вниз, сдёрнет буквально, глубокие слои не успеют сместиться вслед за кожей, и что-то порвётся, лопнет, во всяком случае, засигналят нервные окончания изнутри, а не на поверхности кожи, как при шлепке. А самая вершинка каждой ягодицы будет втолкнута, всажена в толщу мяса, пусть на чуть-чуть, зато со скоростью пули(учитель задал, а один ученик подсчитал), и снова что-то порвётся, что-то лопнет, раздавится или кровоизлийнёт. Попа мясистая, может и не проявится вовне поломка, только жжение, боль и не сядешь.

     Верхние слои мяса не успевают деформироваться, срелаксировать и ведут себя как твёрдые, передавая импульс удара вглубь практически без ослабления. А глубь-то такой подлянки не ожидает, считает, что защищена толстым слоем, там всё нежно и уязвимо. Лопаются мелкие сосуды, вопят от боли рецепторы, всплывает и разливается по всем ягодицам нервное возбуждение, иррадиирует, как говорят медики. Синяков не видно, глубоко кровоизлияние, тем-то и хороша попа, если к ней правильно подойти. И для жизни не опасно, так что можно рубить сплеча, как угодно резко, особенно если хочется отвести душу, даже отрабатывать такой, почти что каратистский ударец.

     Но это будет позже, а тогда младшеклассница Кирочка могла только сравнить рубок ладонью по боли со стежком ремнём.

     Только не подумайте, её не пороли дома, нет! Девочек вообще в деревне не трогали, да и мальчиков только самых отъявленных, и тех по случаю, а то попа задубеет. Просто она по наивности своей попала, почти что напросилась, под ремень чьего-то отца.

     Дело было так. Мать вернулась из школы, с родительского собрания, и строго спросила дочь, какие у неё отношения с одним одноклассником, Стяпой (Стёпа+растяпа). Кира простодушно призналась, что неплохие, что недавно он взял у неё тетрадь списать. А что, нельзя? И большие наивные глаза.

     Мама сказала, что этого самого Стяпу в пух и прах разругали на собрании, всем он плох, у всех накопились и прорвались теперь претензии, и отец аж обещал его примерно выпороть. Так что или и забери свою тетрадь, пока порка не состоялась и никто не узнает, что она водится с плохим мальчиком.

     Но она опоздала. Ещё во дворе стали слышны Стяпины крики и плач. Испугалась девочка, но отступать некуда, постучала и вошла. Её встретил его отец с ремнём в руках и гневом в глазах, а сам поротый лежал на лавке в глубине горницы, наспех накрытый большим полотенцем.

     — Я за тетрадкой… неужели вы его бьёте? — любопытство возобладало.

     — И ещё как! Или, ищи сама свою тетрадку, он там он встать не может. Слышала бы ты, дочка, что о нём учителя говорили!

     — Но ведь это больно — ремнём по попе. Меня никогда не били.

     — Зато полезно. Урок ему будет.

     Кирочка нашла свою тетрадь, но уходить не спешила. Это почти как бросить друга в беде, хотя как выручить — непонятно.