Сергей Корнев Семь жизней. Рукопись неизданного романа

От автора

Как же быстро летит жизнь… Я писал этот роман, когда был молодым, в конце нулевых, она (эта книга) и была по сути молодёжной и для молодёжи. А сейчас, читая его, невольно думаешь: боже, как давно это было, как всё изменилось, как всё устарело. Эта книга – про какую-то другую жизнь, в которой многие из нас жили, но которой больше нет.

В лесном домике у шоссе оказываются семь человек: неформал-музыкант, православный, мажор-тусовщик из богатеньких, «реальный пацан» из провинциалов со своей девушкой, алкаш из соседней деревни и странный кавказец. То, что их туда привело, и то, что случилось с ними там, как и сами их жизни, образуют водоворот загадочных и трагических совпадений, «сад, расходящихся тропок», мистическую историю, которая для одного оказалась суровой прозой жизни, для другого – неразгаданным детективом, для третьего – триллером, полным ужасов, и так далее…

Семь жизней. Семь героев. Семь вариантов одной истории, рассказанной каждым из них, – как бы от лица каждого из них, глазами каждого из них, ведь все они видели лишь часть правды. А, все семь, они образуют общую картину – только для читателя, которая в какой-то степени способна поразить воображение.

И то самое воображение повлияет на личное восприятие этой книги. И, возможно, покажет читателю множество ответов и породит такое же множество новых вопросов.

Я всё это опять же оставляю воображению читателя – там всё возможно. И даже не скажу, что лежало (спойлер!) в ТОЙ сумке. Потому что – не знаю. Или знаю не больше, чем тот, кто прочитает эту книгу.

Скажу вот что. Роман этот, так как он не был издан, правильнее всего назвать рукописью – рукописью неизданного романа. Поэтому-то он и имеет вид «черновой», неотредактированный, рукописный. За что заранее прошу прощения у читателя, – и надеюсь, это не станет серьёзным препятствием, а наоборот – только усилит эффект, как будто вы читаете не книгу ещё, а именно рукопись, которую принёс вам автор, чтобы услышать ваше мнение о ней.

Спасибо за чтение этой книги,

Сергей Корнев

Жизнь первая. Алик

Алик смог подняться с постели только к одиннадцати. Жутко болела голова, мутило, во рту словно нагадил кто-то, да и вообще самочувствие было хуже некуда.

Так всегда после концерта. И вчерашний не исключение. Тяжела жизнь музыканта, особенно хренового… Группа выступила ужасно – угарные кривые риффы, пьяный и пошлый выпендрёж – вот и всё, чем они могли «похвастаться». Он и сам налажал так, что и вспомнить стыдно…

Естественно, настроение после концерта упало до нуля и его нужно было как-то поднимать. Подняли алкоголем. Как всегда. И как всегда чересчур.

Сегодня же в планах стояло поехать к другу на дачу. Планы такие планы… Конечно, можно позвонить и отменить, но… Но сколько можно отменять? Уже и неудобно… Доотменялся до того, что последний раз виделись ещё до Нового года. Зима закончилась, а весной в городе пересечься почти нереально. Весной друг всегда на даче. А почему – Бог знает. Странный он человек.

Алик скрипя сердце собрался, выпил бокал крепкого чая и вышел из дома. Бездумно, точно на автомате, сел в маршрутку и доехал до окраины большого города А., туда, где проходило шоссе в сторону небольшого города Б. Дача друга находилась приблизительно посередине между двумя городами. А это пилить километров пятьдесят. Но Алику не привыкать, не в первый раз. Он знал толк в автостопе. Только так и передвигался вне города, за исключением железной дороги, конечно.

Мимо на бешеной скорости пролетели две иномарки, за ними важно пропылил джип. Не остановился и задрипанный «уазик». Зато сразу следом ехала замызганная до безобразия белая «шестерка». Алику везло на народные автомобили – эти не брезговали «подкинуть» человечка. Чаще всего за рулём были работяги или деревенские мужики, грубые вообще-то люди, но вот чтобы проехать мимо, да еще в неласковую погоду, – на такое они не способны. Чутьё не обмануло Алика и на этот раз.

Водила, толстый мужик с ехидным взглядом, посмотрев на Аликовы длинные волосы, съязвил:

– У-у, какой лохматый!.. Далёко собрался? Я только до Брехаловки могу подбросить. Тебе куда надо-то?

– Мне в Красный Восход, – тихо ответил Алик. Похмелье мешало даже говорить нормально.

– А-а!.. Ну садись. От Брехаловки туда пешком дотяпаешь!

Ехать Алику было трудно. Поначалу к горлу подкатывал ком тошноты, приходилось сдерживаться, чтобы не блевануть прямо в салоне. Но, слава Богу, организм немного пообвыкся и сильная тошнота отступила, стало терпимо.

Может быть, кстати, на организм подействовали внешние факторы. За окном серьёзно портилась погода, наползали пугающие чернотой тучи, готовилась самая настоящая весенняя гроза. Попасть под ливень – не самая приятная перспектива. Одна мысль об этом заставляет приободриться. Бррр! Очень бы этого не хотелось: на даче хорошо отдыхать, когда тепло, сухо, солнышко светит. Не лучше ли вернуться назад, в город, пока не поздно?..

– Вишь, как нахмурилось, – прервал тишину водила, – сейчас вольёт, похоже… Что, мля, за весна! То жара, то холод, то дожди зарядят, как осенью!.. Того и гляди, зима по новой начнётся, и снег пойдёт! Раньше так не было. Раньше всё своим чередом. Испортили всю природу нахрен, к чертям собачьим!..

Кто испортил природу, Алик не догнал, но всё ж таки вяло откликнулся:

– Да…

Водила отчего-то с нескрываемым негодованием посмотрел на него и предпочёл не развивать эту тему дальше.

По стёклам тяжёлыми каплями ударил дождь. Небо вконец помрачнело и мраком этим нависло над унылой дорогой. Сидеть в сухой и тёплой машине было очень уютно, когда вовне начиналось что-то такое одновременно угрожающее и торжественное. И страсть как не хотелось думать, что машину скоро придётся покинуть. У Алика от этой мысли даже мурашки пошли по телу.

Там, вовне, уже вовсю хлестал ливень. Вода сильнейшим потоком навалилась на лобовое стекло, и дворники с трудом управлялись с ней.

– Во, влил, мля!.. – не выдержал водила.

– Да… – отозвался Алик.

– Вот тебе и «да»! Как пойдёшь-то? «Да», мля!

Злой какой-то был мужик этот. Вот и сейчас: как бы и посочувствовал вроде, но через нескрываемое негодование, сквозь еле управляемую злобу. Довели русского мужика. Нет любви в нём. И радости нет.

– Не знаю… – ответил Алик, как можно доброжелательнее взглянув в ехидные, бегающие и сверкающие гневом глаза водилы.

Тот, сам сделавшись мрачнее тучи, уставился на дорогу. Дождь лил,