alt="Мишин самоцвет. Иллюстрация № 7">

Какое там далеко! Да Миша глаз с калитки до конца дня не спустит. Шутка ли! Сам фельдшер Суставов зовёт!　

Мишу-то он, скорее всего, не помнит, зато Миша три раза его на больничном дворе видал. Высокий такой, худой. Из-под белого халата чёрная гимнастерка видна, на все пуговицы застегнута. Сапоги высокие. Нос большой, под носом усы аккуратные, словно почтовая марка наклеена. Очки в железной оправе. Сердитый.　

До маминого приезда фельдшер Суставов был в больнице главным. Это Миша из взрослых разговоров понял. Хочешь не хочешь, а наслушаешься. Одно время фельдшера Суставова в доме часто поминали.　

— Молчит! — жаловалась мама, приходя вечером с работы. — Молчит старик упрямый! Я участок ещё плохо знаю, с людьми не знакома, а тут человек рядом ходит и молчит. Специалист редкий, у него учиться в пору, а из него два слова в дежурство выцедишь — считай повезло. Вот характерец!　

— Изучает он тебя, — говорила бабушка. — Уж больно ты молода на его место села. Присматривается.　

А Миша недоумевал: чего тут присматриваться? Ведь это же мама! Её все любят и слушаются. Бывшие больные улицу переходят, чтобы с ней поздороваться, и уж, наверное, не бурчат себе под нос: «Моё почтение».　

К счастью, теперь все эти неприятности позади. Всё веселее приходит мама с работы. Каждый раз всё интереснее её рассказы про фельдшера Суставова. Видно, разговорился молчун, поверил в маму, зауважал. А сегодня даже на чай домой приглашает! И Мишу не забыл! Вот это новость! Вот это да!　

…Как приятно сидеть за столом в гостях. Сам суровый фельдшер Суставов наливает тебе чай из электрического чайника. На столе варенье и мёд в сотах. Пар из стаканов идет вверх под огромный абажур. Вся комната в полумраке, и Миша ждет, когда привыкнут глаза к темноте. Ничего невежливого, если он отвернется на минуточку от чая с брусничным вареньем и разглядит комнату. Ведь разговор ещё не начался, мама с фельдшером говорят пока на «больничном языке» о вакцинах, госпитализации и других непонятных вещах. А из мрака уже выступают здоровенные лосиные рога над этажеркой. Вот картину Мише не разглядеть, слишком темна. Хвост глухариный веером над кроватью. Интересно, можно его снять оттуда?.. Стоп! Стоп! Не может быть! На комоде… Миша от волнения вытянул руку и открыл рот.

— Что тебе? — спросил фельдшер Суставов, отодвигая стул.

— Карандашики! — прошептал Миша и растопырил пальцы на руке.

Фельдшер внимательно осмотрел комод, потом достал из кармана авторучку с колпачком, обмотанным медной проволокой, и протянул Мише:

— Может, это?

— Нет! Прозрачные. На комоде.

— А, а! Вот оно что!

Фельдшер Суставов взял с комода какой-то предмет. Потом, минуя Мишину протянутую руку, перенёс и поставил его прямо перед Мишей на стол. Миша ахнул. Перед ним сверкала сотнями граней огромная груда сросшихся вместе прозрачных карандашиков. Тут были и карандашики и карандашищи. Одни были мутноватыми, другие прозрачней сосульки.

— Это не карандашики, — раздался голос фельдшера Суставова, — эта штука называется «горный хрусталь». Кристаллы горного хрусталя — это и есть твои карандашики. А когда их много, как тут, понатыкано, называется «друза горного хрусталя». Это мне друг мой покойный подарил. Геологом работал. Вот из одной поездки он и привёз эту друзу. А из следующей сам не вернулся. Теперь как памятник ему. Да ты не бойся, поверни её. С другой стороны посмотри. Красоты необыкновенной вещь. Луга цветами цветут, а горы — хрусталём.

Миша глядел и не мог наглядеться.

Целый вечер мама с фельдшером Суставовым говорили о чём-то. а Миша не отрывал глаз от необыкновенной друзы. Как во сне услышал он слова фельдшера:

— Ты, парень, не страдай, а поди на Ключах в отвалах покопайся. Может, чего и найдёшь. Этот-то хрусталь, сам понимаешь, отдать я тебе не могу, — дарёный. И дарильщик далеко. Ильку-то Буторина много не слушай. Врёт он. что сам камень нашёл. Дед его был горщик^[2], каких мало. У него, наверное, и позаимствовал…　

Миша не помнил, когда он успел рассказать про Ильку и про его прозрачный карандашик, который, оказалось, называется удивительным словом «горный хрусталь».

На Ключах　

Однажды Миша сочинил стихи:　

Рек на Урале действительно много, но только в Старом городе, где жил Миша, ни в одном квартале ничего не сверкало. А Мише очень хотелось, чтобы в городе была хоть одна речка. Но речки не было. Не было даже озера. Были в Старом городе Ключи. Что это такое? Ключи и Ключи. Никто иначе и не зовёт. Искрится полоска воды сквозь прибрежный тростник. Качаются на широких листьях громадные стрекозы. Зарастают Ключи. Только в одном месте и можно подойти к воде, где раньше золото мыли. Там, на берегу, кромка мокрого песка шагов на двести. А дальше опять камыши да осока. Никто не рыбачит на Ключах, никто не купается. Даже лодок не держат. Груды полузаросших травой камней лежат на песчаном берегу. Это и есть отвалы — отработанная горная порода.　

Так с утра и побежал бы туда.　

Но вышел назавтра Миша из дома, бабушка из окна:　

— Мишенька, хлеба в доме нет. Ну-ка, одна нога здесь, другая там. Пожалуйста!　

Из булочной пришёл — пить захотел.　

Потом клей в ящике искал два часа: кувшин склеивал.　

Так весь день и прошёл.　

Другой день весь просидел с Илькой на брёвнах — имена свои увеличительным стеклом выжигали.　

Потом была гроза.　

Потом день рождения.　

Потом ещё что-то.　

Бывает такое: дело на дело набегает — не вырвешься. И надо тут прямо сказать: позабыл Миша о горном хрустале. Не встреть он у больничной прачечной фельдшера Суставова, может, и до зимы бы не вспомнил. А тут, как увидел, сразу спохватился и заспешил на Ключи.　

Сизыми тучами нависла над землёй уральская осень. Ключи коробил порывистый ветер. Рыжие метёлки тростника качались на сухих стеблях взад и вперёд, словно хотели согреться. Пусто и неуютно было на Ключах. Даже в новом бушлате Миша быстро продрог.　

Он поднял воротник, натянул на самые уши серую кепку и стал, как