стену воды и вынырнули обратно, сыпля брызгами. Те разлетелись в разные стороны — крохотные сверкающие планетки.

Спасибо за предупреждение, — ответил Салаи, — но я остаюсь.

Какое-то время Сфумато не знал, что чувствовать. Его «я»-корабль был очень далеко от остальных «я», и достижение консенсуса между нооидами занимало несколько секунд. За включение в мыслецепочку спорили блоки гнева, замешательства и недоверия.

Что значит — остаёшься? — наконец спросил он, показывая, как прокатился Карнавал по системе Юпитера гигасекунду тому назад. Тогда Критики обрушились на покрытые дримкораллом спутники, на которых были запущены виртуальности Звездоделов, — и препарировали, пока не осталось ничего.

Этого ты хочешь? Надо уходить.

Уходи, — сказал Салаи. — Я остаюсь.

Ты спятил. Это что, очередной твой бзик?

Ближе к концу, перед тем, как они подрались, Салаи увлёкся физикой: мол, остались ещё теоретические и экспериментальные находки, упущенные древними, и это якобы — лучший способ избежать Великого искушения бесконечной виртуальностью. В зерне бога нет ответов на вопросы, лишь забытье.

Над ними навис теневой диск. В воде на серебристых «я» Салаи светились бактерии, и казалось, что тот сделан из звёзд.

Я ведь доказал принцип прецедентности, — сказал Салаи. — Похоже, древние были правы. Когда мы измеряем квантовую систему, результаты диктуются набором прецедентов. Если прецедентов нет, исход предсказать невозможно. Если мы делаем что-то по-настоящему новое, создаём запутанные состояния, которых Вселенная никогда раньше не видела, мы вольны стать законодателями. Но если просто повторять и повторять что-либо раз за разом, спустя время от прецедентов уже никуда не денешься.

Он передал Сфумато мыслеблок, где были сведения о дотошных экспериментах, проведённых над запутанными фотонами, аксиомы, предсказания, результаты.

Вот почему ты убежал, — произнёс Сфумато. — Не хотел завязнуть.

Тенедиск ушёл, и серебро вернулось.

Хочешь забрать меня силой? — спросил Салаи. — У тебя куда больше «я». Теперь я тебя не противник.

Война, десять гигасекунд назад: армии нооидов и дроны, выжигающие деревья Дайсона, вредоносный боевой код, сорвавший с креплений тенедиск, — тот свалился и сформировал морщинистые Ночные горы.

Нет, — сказал Сфумато. — Никаких больше войн. Я просто не понимаю. Ты ненавидишь меня настолько сильно, что предпочтёшь окончательную смерть уходу со мной? Прошу тебя. Пожалуйста.

Салаи послал ещё один мыслеблок — с грустной улыбкой.

Я не могу уйти и остаться собой. Ты появился здесь первым, но для тебя Лист так и не стал домом. Для меня — стал. Теперь он — одно из моих «я». Это единственное, чему ты не мог, не способен был меня научить — как оставаться. Карнавал привлекла твоя музыка, да ведь? Ты сыграл её нарочно? Искал повода сбежать?

Сфумато промолчал.

Всё хорошо, — сказал Салаи. — Я тебя прощаю. А теперь беги.

Его «я» нырнули в океан и исчезли серебристыми пузырьками. Вдалеке всё падали и падали кометы, будто удары больного сердца.

* * *

За десять килосекунд до прибытия Карнавала Сфумато запустил свой «я»-флот и покинул Лист.

Его мыслецепочку несли почти тысяча судов. Среди них — размером с яблоко фон-неймановские самовоспроизводящиеся машины, которые некогда грызли Меркурий и Венеру; древние суда, которые были Сфумато с самого начала, с тех пор, как к нему явились разочарованные беженцы с Великих проектов; гигантский Звездодел, щетинящийся гамма-лазерами; даже магнитоформа, клочок живого солнечного ветра, что когда-то, до создания солнцедобывающей машины, плавала в ядре Солнца.

Разумы зооидных и антропоидных «я», выгруженные в маломаневренные кристаллы памяти, были запущены электромагнитными катапультами на эксцентрическую орбиту. После ухода Карнавала Сфумато их подберёт. Без биологических «я», видя всё лишь через судовые сенсоры, он ощущал себя странно. Холодно, блёкло и ясно, как ум антропоида после многих дней голодания.

В слепящем зареве двигателей «я»-флота Лист удалялся: лоскутное одеяло из теней, охряных пустынь и серебристых капилляров. Сфумато вдруг ощутил облегчение. Это был сломанный мир, набитый сломанными игрушками, нужда в которых отпала. Мир этот целую терасекунду служил ему домом, но пришло время двигаться дальше, начать всё заново.

Затем пришёл мыслеблок невосполнимой потери, ощущения выкорчеванного дерева, корешки которого цепляются за почву, потрескивая и ломаясь, а с них осыпаются комочки земли. Нооиды Сфумато попытались достичь консенсуса и разошлись во мнениях насчёт того, Сфумато ли это вообще мысль.

Он изучил блок. Оттуда хлынули воспоминания о Салаи.

Салаи пришёл учиться, он искал способ избежать Великого искушения. Был золотой период в начале, когда они стали любовниками; антропоидные и зооидные совокупления в джунглях Листа, блаженство переплетения мыслецепочек. Но они так и не слились до конца. Для слияния требовалось прервать «я»-цепочку, чтобы дать сложиться новому консенсусу. Это ужасало Сфумато не меньше, чем перспектива кануть в бесконечные вложенные виртуальности Искушения. Поняв это, Салаи сбежал. Сфумато попытался вернуть его силой. Так началась война. В конце Сфумато отпустил Салаи на безбрежные просторы Листа, но всегда знал: с Листа он не ушёл, и однажды они воссоединятся. Время залечит раны. Дайте только срок.

То был прецедент Сфумато. Так он уже делал. Это его определяло: бегство от незавершённого. Он бегал ещё до того, как родился.

Его старейшие нооиды помнили разочарование с большой буквы, ворчливое признание того, что ни мински, ни другому разумному никогда не пересечь необозримую тьму между звёздами. Вот почему человечество взялось создавать бесконечность другого рода.

Солнцедобывающая машина, ревущие плазменные струи, хлещущие с магнитных полюсов, — для уменьшения массы Солнца и продления его жизни на сотни миллиардов лет. Дерево, от которого и остался Лист, — сеть колец Дайсона, сделанных из раскуроченных Венеры и Марса, для перехвата всей энергии звезды. Чёрные дыры Звездоделов для превращения в звезду Юпитера и освещения Внешней системы. И грандиознейший из проектов: двигатель Шкадова, невероятно огромное зеркало из начерпанной солнцедобывающей машиной материи, — для преобразования солнечного излучения в тягу, чтобы сама Система поплыла через Галактику и за её пределы.

Полный крах. Проекты такого масштаба перед постройкой надо было смоделировать, а симуляции всегда манили сильнее холодной фундаментальной реальности. Вот в чём состояло Искушение, оно же — решение