Иллюстрации

А. Ливанова

Перевод с английского

К. Чугунова

Посвящается моей матери и отцу, а также старому товарищу Ричарду Пинку и всему, что он хранил в памяти.

Глава первая

К западу от Нью-Йорка, под сенью каменной махины, беспорядочно громоздящейся на противоположном берегу Гудзона, тянутся вдоль Палисейдс-парка и дальше изогнутые линии безукоризненно гладких автомобильных дорог.

Плоские заболоченные равнины штата Нью-Джерси с их характерным запахом кислятины. Он долго потом преследует вас. За болотами начинаются города с текстильными и торговыми предприятиями, соединённые железнодорожными ветками, цепочками складских помещений и дешёвеньких закусочных. Ньюарк, Элизабет, Юнион-Сити, Хэкенсак, Пассейик, Патерсон — серые, безликие города. По сравнению с озарённой солнцем громадиной по ту сторону Гудзона они кажутся крошечными.

Подъезжаете вы к такому городу, и перед вами раскрывается привычная картина: рекламные щиты, домики для туристов, вновь застраивающийся район с чистенькими коттеджами — у них такой вид, словно они поставлены здесь на время; указатель с аккуратно вырезанными металлическими буквами: «Вы въезжаете в...»; река, шёлкоткацкая фабрика, снова вывеска: «Клуб деловых людей»; железнодорожные пути, однообразные жилые улицы, аптеки, кабачки, неоновые фонари на углах.

Множество таких затерянных городков, словно осколки городов-глыб, беспорядочно разбросано вдоль шоссейных дорог, и ничем, кроме названия, они друг от друга не отличаются.

«Вы въезжаете в Белые Водопады. Насел. — 21 000».

Текстильный городок с бессмысленным названием. Белые Водопады! Ничего белого здесь нет. Нет и никаких водопадов. Есть только извивающаяся лента реки Пассейик с вялой зелёной водой в красных и жёлтых жирных кругах. Эти круги — отходы красильных цехов.

Как длинным чёрным шрамом, охвачен городок полотном железной дороги. Однообразными рядами тянутся плоскокрышие невзрачные дома рабочих-красильщиков. Один дом ничем не отличается от другого: верхний этаж коричневый, нижний — рыжий, краска почти облупилась. За домом — маленький неопрятный дворик. Вдоль водосточной канавы выстроился неровный ряд мусорных баков, словно шеренга больных, побитых в сражениях старых солдат, ожидающих сигнала к последнему отступлению через изрытые поля апельсиновых корок и яичной скорлупы.

Смена времён года в городе Белые Водопады не пробуждает поэтических чувств. Весна и лето, приносимые сюда несвежим ветром с болот Джерси, приходят тусклыми, словно уже бывшими в употреблении.

Стояло лето. Яркий солнечный день конца августа. Помятый грузовичок для доставки покупок на дом мчался по окраинным улицам города. За рулём машины, нервничая, сидел Стив Новак. Он молился:

— Святая Мария, богородица! Сделай так, чтобы они там были. Клянусь богом, больше никогда ни о чём я тебя просить не стану! Одна только просьба — пусть они сейчас будут там!

Он ехал быстро, легко крутя баранку сильными руками.

Как только поверну вон за тот угол, думал он, так и увижу. Их машина должна стоять перед домом. В письме сказано, что они приедут во второй половине дня. Если и вправду решили приехать, значит, они уже там.

Поворачивая на улицу Уоррен, Стив вдруг почувствовал страх. Засосало под ложечкой.

«Богородице дево, радуйся. Благодатная Мария...»

Он снял ногу с акселератора и пустил грузовик по инерции, делая широкий разворот. Ему не хотелось смотреть в сторону дома, но ещё до того, как грузовик завернул за угол, Стив знал, что там, у тротуара, перед домом стоит автомобиль. Это был большой чёрный бьюик с номером другого штата.

Наверху, в обшарпанной гостиной со старой мебелью и картиной с изображением святой Терезы на стене, его ждали двое. Когда Стив вошёл, гости поднялись: высокий седеющий мужчина в дорогом костюме от хорошего портного и второй — тучный, рыжеволосый, одетый по-студенчески в твидовый пиджак и серые фланелевые брюки, с галстуком-бабочкой на шее.

Высокий выступил вперёд и протянул руку.

— Наверное, вы и есть Стив Новак. Здравствуйте! Моя фамилия Белфридж. Это я вам писал.

У него был тихий, ласковый голос. Очень приятный голос.

Стив поклонился, а Белфридж с улыбкой кивнул в сторону камина, в котором стояла давно уже не действующая электрическая печка, и сказал:

— Солидная коллекция!

На камине, ослепительно сверкая на фоне выцветших обоев, красовались спортивные трофеи — видимо, только за ними и ухаживали в этой комнате. Тут были золотые и серебряные медали, приколотые к доске, обшитой синим бархатом, три кубка и бронзовая тарелка, укреплённая на куске полированного дерева. На тарелке надпись: «Приз имени Александра Гамильтона. Выдающемуся юноше. Графство Пассейик, штат Нью-Джерси, 1945 год».

Рядом с тарелкой стояла серебряная фигурка футболиста; одну руку он отвёл назад, готовясь бросить мяч ^*. На цоколе статуэтки было выгравировано: «Новак, полузащитник, сборная штата». Статуэтка была дешёвенькая и грубо отлитая, но в комнате с блёклыми стенами, среди бахромчатых абажуров и запылённых плюшевых кресел она казалась изящной и красивой.

Белфридж представил Стиву рыжеволосого.

— Познакомьтесь. Один из наших тренеров, Эванс. Рыжий Эванс.

Это было имя, когда-то пользовавшееся всеобщим признанием. В конце тридцатых годов Эванс был крайним нападающим сборной Америки, играл в команде университета Южной Калифорнии. Хотя он и не относился к числу тех, перед кем преклонялись мальчишки (не то что Келли из Йельского университета или Дон Хатсон), но всё же имя это было известное, и Стив помнил его.

— Дверь оказалась не заперта, и мы вошли прямо в дом, — сказал Белфридж. — Надеюсь, вы ничего не имеете против?

Гости сели, а Стив взял стул от стены и сел напротив них. Он просто шагнул к стене и привычным движением ловко подхватил стул — и сразу преобразился. Стоило ему только двинуться с места, как он преображался, и тогда вы понимали, что до этого он вовсе не стоял спокойно: он был весь в ожидании движения. Тело его легко качнулось, большие руки