Противник нас не беспокоил.

Штаб армии остановился в городе Балашове, и мы добрались туда без особых трудностей. Через несколько дней меня вызвали в штаб армии и предложили поехать за тяжело заболевшим командующим фронтом против зеленых тов. Белобородо-вым. Среди отрядов, воевавших тогда с Красной Армией и руководимых разными «атаманами», были и «зеленые», которые воевали и с красными и с белыми и причиняли нам немалые затруднения. Бои с зелеными шли в 60–70 километрах от Балашова. Мне дали машину с шофером и двумя стрелками, пулемет каждому, в том числе и мне, роздали гранаты, винтовки, наганы. Было неизвестно, свободна ли на всем протяжении дорога до повстанческого фронта. Приказ был — прорваться во что бы то ни стало и обязательно привезти Белобородова. Дорога оказалась свободной, и только раза два нас издалека обстреляли неизвестные разъезды.

Белобородов оказался тяжело болен — возвратный тиф с очень высокой температурой. Он был в сознании, отдавал четкие распоряжения своему заместителю. Уже лежа на носилках, повторил:

— Никакой пощады.

Обратно мы доехали без приключений.

В плену у белых

 Отступление наших войск из Балашова было очень поспешным. На станции скопилось много эшелонов со снарядами, продовольствием, ранеными. Наши две теплушки прицепили к сборному поезду, в состав которого входили вагоны и платформы, груженные различным военным имуществом. Тщетно я старался найти начальника нашего эшелона. Поезда отправлялись один за другим, но у нашего эшелона не было паровоза. Михайлова и Петрова были в нашей теплушке. Накануне вечером Борис сказал мне, что белые обходят нас с правого фланга, что у них значительно превосходящие силы и положение наших войск тяжелое. Ждали одну из отступающих бригад, которая обеспечила бы защиту Балашова, но ее до сих пор нет и связь с ней потеряна. Вероятно, эта бригада отрезана от нас и, может быть, окружена. Борис просил меня позаботиться о его жене и жене Петрова. Штаб должен был эвакуироваться рано утром. Однако время приближалось к полудню, а наш состав продолжал стоять без паровоза. Артиллерийская канонада, которая слышалась с утра, заметно усилилась, стала слышна ружейная и пулеметная трескотня. Все эти звуки «неслись откуда-то с запада.

Вместе с одним из лекпомов я пошел в депо, чтобы еще раз попытаться достать паровоз. Никто не встретился нам по дороге. Перед депо стоял под парами паровоз с тендером, наполненным углем, но никого на нем не было. В депо мы увидели несколько паровозов, но они были безжизненны: ни одного человека не было видно.

Когда мы пошли обратно, я подумал, что, может быть, можно использовать паровоз, стоявший под парами. Из трубы шел дым, слышно было какое-то шипение, он явно подавал признаки жизни. Но ни я, ни мой лекпом никогда не только не управляли паровозом, но и не были на нем. Мы залезли на паровоз и начали осторожно пробовать различные рычаги, паровоз зашипел и двинулся, но не в ту сторону, в которую было нужно!

Из уроков физики в гимназии я знал, конечно, принцип действия паровоза и помнил, что существует какая-то кулиса, от положения которой зависит движение паровоза вперед или назад.

Где же эта чертова кулиса? Была дорога каждая минута: Наконец мы нашли кулису и паровоз двинулся вперед. Пришлось маневрировать и переводить стрелки, но все же мы подогнали паровоз к нашему соста-. ву, стукнувшись об него так, что все в наших теплушках попадало, а аптека сильно пострадала. Санитары набросили крюки, соединяющие паровоз с вагонами, и состав тронулся вперед. К сожалению, ехали мы всего несколько минут. Примерно в 2–3 километрах от станции, путь оказался взорванным. Оставалось одно — уходить пешком. Меня очень беспокоили чемоданы Михайлова и Петрова: в них могли быть материалы, полезные противнику. Куда их девать? Тащить с собой было невозможно, они были очень тяжелые. Если же оставить их в вагоне или бросить в поле, они обязательно попали бы в руки белых. Кроме того, приказ, который был мной получен утром, предлагал следовать с эшелоном до Тамбова, и уйти, бросив все казенное имущество, было бы прямым «арушением приказа.

Перестрелка к этому времени совсем-стихла. Решили вернуться на вокзал и примкнуть к какой-либо нашей отступающей части. Полагая, что мы будем эвакуироваться по железной дороге, я не запасся картой и не знал, какая дорога еще осталась свободной. Когда мы подъезжали к станции, еще издали было видно, что грабят один из оставшихся эшелонов. На плечах-выносили мешки, вероятно с мукой или. крупой, и тащили куда-то к городу. Меня поразило, что большинство этих грабителей были женщины. Никакой охраны не было видно. Мы остановились невдалеке от вокзала.

Через несколько минут кто-то открыл двери вагона с противоположной стороны-, и мы увидели несколько солдат. Сначала я не разобрал, кто это, показалось, что красноармейцы, но на фуражках были нашиты полоски из белой ткани и на них карандашом написано: «С нами Бог».

— Какая часть? — Я чуть толкнул Наталью Васильевну, которая оказалась рядом.

Наталья Васильевна быстро ответила:

— Околоток и аптека.

— А спирт в аптеке есть?

— Как не быть? Есть, конечно.

— А ну гони сюда!

Двое солдат влезли в теплушку и стали вскрывать ящики.

— Подождите, я дам сама, — что есть.

Наталья Васильевна вместе с лекпомом вскрыла ящик и вынула две небольшие бутыли спирту.

В вагон влез третий солдат. Он скользнул взглядом по всем бывшим в вагоне.

— Комиссары есть? Жиды есть?

— Да нет у нас таких. — Наталья Васильевна смотрела ему прямо в глаза. —

Вот берите спирт.

Они взяли бутыли и вышли.

Так мы попали в плен к белым.

На станции бродили отдельные группы белых солдат, иногда проходил офицер. Меня удивил жалкий вид их одежды. Некоторые офицеры были в гимнастерках из мешковины, и погоны были нарисованы карандашом.

Никто нами не интересовался.

Кроме чемоданов Михайлова и Петрова, меня беспокоило еще оружие, которое было у нас в вагоне.

Я с юных лет любил оружие. У отца был револьвер и старинные дуэльные пистолеты, шашка, шпаги, рапиры. Все это в мальчишеском возрасте доставляло много удовольствий, хотя никогда в заряженном виде оружие отец не давал. Во время Февральской революции я набрал себе много оружия, а на фронт взял с собой великолепный браунинг «московской столичной полиции». За короткое пребывание на фронте я стал собирать гранаты. У меня были и наши «бутылки» и французские «апельсины». В околотке гранаты уж никак не полагалось иметь, и необходимо было от них избавиться. Наталья Васильевна выносила их понемногу и бросала в уборную