Гениальный мистификатор? Экстрасенс? Кто он такой. Фактический материал был даже избыточным. И это мешало больше, чем отсутствие доказательств. А еще у него были связаны руки. Связаны Хозяином. Была бы его воля, Писатель бы стал певцом и все, что надо пропел, да еще в таком темпе! Его следователи язык развязывать умели. И не только физическим воздействием. Система психологического подавления и ломки подследственного была отработана следователями теперь уже НКВД почти идеально. Но надо было пушинки с Писателя сдувать. С первой встречи и до сих пор Лаврентий Павлович не мог избавиться от ощущения, что этот тип, псевдокомдив Виноградов, его сильно раздражает. Раздражает всем. И тем, как он ловко уходит от ответа на некоторые вопросы, тем, как расставляет приоритеты вопросов, фактически, в этом неравном диалоге, ведущим пока что оставался новоиспеченный комдив. Берия не сомневался в том, что такая ситуация будет продолжаться не вечно. Рано или поздно, но он доберется до этого "попаданца", как себя называл Писатель. Хорошо вышколенный адъютант тихо, чтобы не помешать раздумьям наркома, принес чай, бутерброды и печенье - стандартный набор позднего ужина "всесильного наркома".

  Лаврентий Павлович поправил пенсне, вспомнил с кривоватой улыбкой, какой характеристикой "наградил" его "попаданец". "Всесильный нарком" очень, не такого уж всесильного наркома, порадовало. В СССР даже Сталин не был всесильной фигурой, хотя и сосредоточил в своих руках очень серьезную власть. Но в своих решениях Сталин тоже руководствовался отношением с теми или иными группировками в партии, а, особенно, на местах. А что говорить про "тень Сталина"? - еще один интересный эпитет в сторону его, наркома, от попаданца. Ну с этими определениями еще куда ни шло, а вот это: "самый эффективный менеджер двадцатого века" - это что, такое тонкое издевательство? Или оценка его деловых качеств? Вот только оценка с какой-то неприятной для самого Лаврентия Павловича гнильцой, не нравилось оно ему, совершенно не нравилось.

  Чай был хорошо заварен, но вкуса его нарком не ощущал. Переработался. Это правда. Время - самый быстроускользающий ресурс. Вспомнил он и про намек "попаданца" на его стол, за его "неудобство"... потом, нехотя вроде как Виноградов поведал, что сочинили про Лаврентия Павловича байку, и про байку поведал. Но все как-то обтекаемо, в общих чертах. Нет, чтобы сообщить: такой-то и такой-то пустил слушок, а сплетню подхватили такие-то и распространяли по городам и весям... Нарком перевел все это в шутку, но память у него хорошая. И явный намек Писателя на то, что много врагов, слишком много осталось у Берия был понят и принят. Дату смерти назвал, тоже как-то странно, неопределенно: "декабрь пятьдесят третьего года", а вот причина смерти... вроде как отшутился "бандитская пуля", а потом сказал уже совершенно серьезно: "Вам, товарищ Берия, при реализации атомного проекта поберечь себя надо. Не лезть во все дыры, как вы привыкли. Радиация очень опасна для здоровья". Вроде бы опять нахамил. Или все-таки предупредил. Лаврентий Павлович себя еле сдержал. Но... А сколько раз хоте спросить о дате смерти Самого. И не решался... Если, нет... КОГДА Хозяин узнает, чем Берия интересовался, да, реакцию его предугадать невозможно, но ничем хорошим такое любопытство обернуться не может.

  Может быть, именно из-за этого и не передает Сталин Писателя в руки его дознавателей?

  Мысль здравая. Вот! Еще одна мысль четко сформулировалась в голове наркома. Он понял, что Писатель раздражает его очень высокой степенью внутренней свободы. Так в наше время люди себя не ведут! Берия привык к людям, у которых мундир застегнут до самой верхней пуговицы кителя, и никак иначе. Расхлябанных, безответственных терпеть не мог, а тут даже не расхлябанность, а некоторая несобранность, такая внутренняя свобода, что хочу направо пойду, хочу - налево загляну! Такого Берия вообще не встречал в своем ведомстве, а из всех своих знакомых таких людей мог пересчитать на пальцах одной руки. Писатель придерживался дисциплинированного какого-то плана, но придерживался как-то своеобразно, выбрасывая то одну идею из области военной техники, то из организационной структуры, то еще отскакивая куда-то внутрь и в сторону. И это создавало "всесильному" наркому сильнейшую головную боль. Вроде бы появилась эта Маргарита Лурье, вроде бы какие-то отношения заладились, так на тебе - предупредил девушку на последнем свидании, что уезжает в командировку, длительную, и теперь никаких попыток связаться с ней не предпринимает. Берия признался сам себе, что согласился бы дать еще неделю Виноградову на бездельничанье, но вот чтобы его роман с Лурье превратился в что-то более значимое. Тогда бы была точка управления "попаданцем". А что сейчас? Ничего? Просто пшик. Может быть, игрался в отношения, может быть, нет, если это любовь, то оберегает ее от нас тщательно. Не ошибиться бы.

  Печенье и бутерброды проглотил автоматически, даже не почувствовал вкуса. Да, раньше такого себе не позволял, в минуты еды отвлекался от работы, наслаждался вкусом простой сытной пищи. А что сейчас? Опять работы столько, что не продохнуть. Как сказал Писатель: "Сейчас самое срочное, остальное может и подождать". Сколько этого самого срочного! Поэтому начал работу после перекуса нарком с самого сверхсрочного.

  - Трофим Николаевич, зайди ко мне, есть одно дело.

  Начальник контрразведывательного отдела (III отдел ГУГБ НКВД) Трофим Николаевич Корниенко сделал в свои неполные тридцать четыре года головокружительную карьеру с чернорабочего на сахарном заводе до начальника всей контрразведки республики. Молодого неугомонного рационализатора производства руководство обувной фабрики "Парижская коммуна" командировало в январе тридцатого года в органы. Десть лет в органах - и уже начальник третьего отдела! Конечно, две серьезные чистки помогли карьерному росту, но и личных заслуг, умений и целеустремленности никто у Корниенко отобрать не мог. Один только факт, что в майоры госбезопасности он был произведен из младшего лейтенанта ГБ, минуя три звания, говорил сам за себя!

  Как только Корниенко вошел в кабинет, тут же был прерван на полуслове доклада и быстро занял указанное наркомом место.

  - Трофим Николаевич, есть одно дело, я бы даже сказал наметки одного дела. Есть такая молодая женщина. Маргарита Лурье, вот ее личное дело. Надо к не очень осторожно присмотреться. Но очень осторожно и