Дефолт в Аргентине

Апрель 2002 года. Наша “Ursula One”, стовосьмидесятиметровый балкер “сорокатысячник”, медленно поднимается по Паране. Мы идём в Роcарио. Лежащий в трехстах километрах от моря город, тем не менее, считается главным портом Аргентины.

Фарватер пролегает вдоль правого, поросшего высокими деревьями, берега. С их ветвей на палубу балкера постоянно падают какие-то тропические жуки, приводя в восторг второго помощника капитана, Анатоля, энтомолога-любителя. Помимо того, что Анатоль — “энтомолог”, он, родом из молдавского села Вулканешты, ещё и полиглот. Бегло розмовляе на большинстве романских языков. Правда, больше всего, ему удаётся португальский, в котором, как и в его, родном молдавско-румынском, масса шипящих звуков. Кстати, Анатоль, второй в экипаже, кроме меня, — “русскоязычный”. Капитан и стармех — греки. Старпом, третий помощник капитана, третий механик и весь рядовой состав — филиппинцы. Электромеханик — поляк.

Наконец, после трёхсуточного стенд-бая, мы становимся у причала. Портовые власти, пограничники, полицейские снимают у нас отпечатки пальцев. Странно. С меня ещё нигде отпечатки пальцев не снимали. Вспоминаю бессмертного Штирлица: “Мои пальчики можно найти в Голландии в Мадриде, Токио, в Анкаре…” Ага, а теперь ещё и в Росарио! — чертыхаюсь я, оттирая краску с пальцев.

Оказывается, как я узнал позже, аргентинцы просто обожают дактилоскопию. Ведь это в Аргентине, ещё в 1891 году, впервые в мире, отпечаток пальца был официально признан как неоспоримое доказательство вины подозреваемого. С тех пор и повелось у них при каждом удобном случае “откатывать” ваши пальчики.

Мастер (то бишь, капитан), мистер Томас, собирает экипаж и портовый агент рассказывает, что утром по телевизору выступил премьер и объявил в стране дефолт! Курс песо к американскому доллару тут же стал не три за доллар, а почти десять! В связи с этим ожидаются волнения и беспорядки. Впрочем, чем-чем, а беспорядками здесь никого не удивишь. Всего лишь полгода назад в Росарио, да и во всей провинции Санта-Фе было очень неспокойно. Стреляли. Кое-кого даже убили. А что? Недаром же Росарио — родина выдающего бунтаря эпохи, кумира всех диванных революционеров — Эрнеста Гевары, более известного, как Че Гевара.

Первый же выход в город принёс массу удивительных открытий. Оказывается, что аргентинцы — лохи! Вместо того, чтобы автоматически поднять в три, а то и в четыре раза цены на всё и вся, они их оставили прежними. Удивлению моему не было предела.

Ведь, как это обычно происходило у нас, в Украине? Цены всегда обгоняли доллар. Всегда! Мы могли на очно в этом убедиться в “лихие” 90-е. Я, по правде говоря, удивлялся недолго. Вспомнив, что нахожусь в южном полушарии, а здесь вообще всё не так, как у нас, даже вода сливаясь из раковины, закручивается против часовой стрелки, предварительно обменяв в Cambio “франклин” на почти тысячу туземных тугриков, предложил моему попутчику, Анатолю, направиться в ближайший общепит. Коим оказался ресторан, с традиционным для этих мест названием:

“Gaucho”. Мужик на рекламном щите перед входом в ресторан более напоминал техасского ковбоя, чем южноамериканского гаучо. Но это такое. Для туристов сойдёт.

Пока готовилось асадо из говяжьих рёбер мы с Анатолем обсуждали особенности дефолта в Аргентине.

— Не, оно конечно, когда на кармане зелень, то на все эти дефолты наплевать и растереть, — рассуждает Толик, потягивая красный чилийский карменер.

— С зеленью на кармане, мой бессарабский друг, — отвечаю я ему, — на всё наплевать!

— Так выпьем же за доллар! — поднимает свой бокал Анатолий.

Я охотно поддерживаю тост, а тут и асадо поспевает и становится не до разговоров…

Завершив трапезу чашечкой кофе по-ирландски я подзываю официанта:

— Ла куанто, пор фавор, амиго!

— Девяносто пять песо? — это сколько же в долларах, — изучая чек, считает в уме второй помощник.

— Х-мм… Десятка выходит. А вчера было бы тридцать. Вот, что дефолт животворящий делает!

Оставив на столике сто двадцать песо выходим из ресторана. Главная и единственная достопримечательность города Росарио — Monumento la Bandera (“Монумент Флагу”)

Какой-то человек с козлиной бородкой и круглых очечках в чём-то горячо убеждает горстку своих слушателей.

— Смотри, Серхио, ну Троцкий, блин! Вылитый Лейба Броштейн! — Анатолий прислушивается к тому, что говорит “троцкий”.

— Про что он там, Анатоль? В то время мой испанский был на довольно низком уровне и поэтому, кроме: миерда, цивилизацион, пирамиде и пало, я ничего больше не уловил из скороговорки козлобородого.

— Говорит, что могучий ураган должен смести с лица земли эту пирамиду из говна и палок, которую принято называть цивилизацией, — смеётся Анатолий.

— Слушай, Анатоль, а тут нет случайно поблизости спортивного магазина?

— А тебе зачем?

— Хочу купить ледоруб!

У трапа встречаем “электришена”

— Вшистко добже, пан Казимир? — вежливо спрашивает Анатолий.

Пан Казимир, который продолжает считать всех “радецких” коммунистами и чекистами, бросает сквозь зубы:

— Добже гдие вас нема!

Толик не остаётся в долгу и уже по-английски спрашивает:

— А это правда, что Гитлер называл Пилсудского лучшим другом и плакал на его похоронах?

Через три дня цены везде поднялись. Правда не в три раза, но поднялись. К этому времени я уже успел потратить все песо, поэтому не сильно и огорчился.

Три рассказа про чёрных.

Нью-Йорк. Гарлем.

Конец 90-х. Нью-Йорк. Наш “Посейдон” с 14 тысячами тонн сахара-сырца из Доминиканской республики, неделю выгружался у причала сахарного завода, прямо под Бруклинским мостом. В нескольких кварталах от причала — Уильямсбург, район, где компактно живут хасиды. Впечатление такое, что попал в ожившую книгу Шолом-Алейхема. Впрочем, об американских хасидах — рассказ отдельный. Затем наш пароход переставили в пригород Нью-Йорка, Йонкерс. Уже несколько дней с неба лил дождь. Выгрузку приостановили и мой моторист, Ваня Н… уговорил меня поехать с ним в WTC. Была у Вани заветная мечта поглазеть на НЙ со сто какого-то там этажа, самого высокого здания в мире. У Вани это был первый рейс в жизни. В море он попал случайно. Его мамаша уговорила своего брата, капитана из Севастополя, пристроить к делу своего беспутного сыночка. Ваня приехал в Севастополь из родного Саранска, окончил шестимесячные курсы мотористов, получил украинский паспорт моряка и по протекции своего дяди-капитана отправился в море в должности вайпера, что в переводе с английского морского означает — “помощник