Гораций Голд. У финишной черты

Сборник повестей и рассказов

Зарубежная фантастика

Гораций Голд

Horace Gold

26 апреля 1914 — 21 февраля 1996

Малки «Монограм» 2014

УДК 1/14

ББК 87.2

Г 601

На правах рукописи

Голд, Гораций

Г 601

У финишной черты: Сборник. Перевод с английского. — Малки «Монограм», 2014. 252 стр. — (Зарубежная фантастика).

© К.Е. Юрченко, перевод, состав

© 3. Бобырь, перевод

От составителя

Рассказы в сборнике расположены в хронологическом порядке. От ранних, принадлежащих перу начинающего автора, к более поздним произведениям, не уступающим уровню именитых мастеров. Сборник хоть и небольшой, но фантастические истории, представленные в нем, как мне кажется, очень точно характеризуют ряд особенных, присущих Горацию Голду авторских черт.

Во-первых, за какой бы он ни взялся сюжет, скрытой темой или подтекстом всегда в нем будет проблема «Решения и Последствия». Это, можно сказать, один из лейтмотивов творчества Голда. Его герои, даже если они сами не являются активной силой и действуют в условиях, созданных кем-то или чем-то, довольно часто оказываются в положении, когда сама ситуация вынуждает их принять решение, а это, в свою очередь, порождает неожиданные последствия, которые складываются в цепь событий, ведущих к финалу — подчас трагическому, реже сдержанно-оптимистическому, иногда комично-фантасмагорическому или даже безумно-катастрофическому.

Во-вторых, если вы уже знакомы с произведениями Голда, выходившими на русском языке, и, в частности, с повестью «Вопрос формы», то наверняка обнаружите еще один, известный для себя мотив: его очень занимает тема медицины и психиатрии, расстройств личности, опасных экспериментов с разумом и человеческой природой. В более поздние годы к этому интересу добавилась и вполне объяснимая личная причина — Голд и сам страдал от психологического недуга, агорафобии, связанной с тяжелым ранением во время Второй мировой войны. Ну, и третья авторская черта — действие у Голда нередко имеет детективный характер, что тоже вносит определенное своеобразие и остроту.

Приятного вам прочтения.

Помутнение

ПАЦИЕНТ, заметно волнуясь, уставился взглядом в потолок, пока два врача, тщательно отмыв и продезинфицировав руки, надевали стерильную одежду, маски и резиновые перчатки.

— Прошу быть особо внимательным с анестезией, доктор Роллинз, — напомнил доктор Кобб, включая большой операционный светильник. Его семь ламп были расположены таким образом, чтобы, независимо от того, где находились руки хирурга, не отбрасывалась тень.

Роллинз наложил эфирную маску на лицо пациента. Раздалось шипение эфира, кислорода и закиси азота, смесь которых подавалась под небольшим давлением. Гофрированные сильфоны раздувались и сжимались быстро, поскольку пациент еще активно дышал. Спустя шесть секунд анестезия подействовала, и его дыхание стало глубоким и спокойным.

Кобб надел очки с толстыми стеклами. Приблизив слабые глаза к голове пациента, он прорезал кожу скальпа, немного выше глазниц, повел разрез вниз, выше ушей, не доходя трех дюймов до основания черепа. Легкими движениями скальпеля он обнажил кости. В обоих висках и по бокам теменной кости он проделал отверстия. Затем, действуя осторожно, двигаясь от одного отверстия к следующему, начал пропиливать кости мелким полотном, закреплённым в рамке специального хирургического лобзика.

Он извлек пилу и, чтобы не повредить мозг, вставил пальцы в парные отверстия по сторонам и резко дернул. Кость лопнула по шву и отсоединилась. Он использовал кусачки, чтобы удалить со среза неровности. Действуя быстро, почти автоматически, покрыл костным воском поверхности среза на голове и на удаленной части, которую держал в руке, останавливая просачивающуюся кровь, чтобы та не помешала быстрому заживлению.

Теперь его холодный пристальный взгляд сосредоточился на открытом, слегка пульсирующем мозге. Под бесцветной, подобной желатину оболочкой, видны были фиолетовые вены и отчетливо яркие красные артерии, пульсирующие в такт мозгу и сердцу.

Он прорезал дрожащую желатиноподобную менингиальную оболочку, состоящую из трех слоев: dura mater, или твердой наружной мембраны, arachnoid, арахноидальной или паутинной, и мягкой внутренней, pia mater.

Сделав надрез, он выпустил спинномозговую жидкость, которая заполняла пространство между мембранами, защищая тонкую ткань мозга от травм. Дав ей стечь, он так же удалил оболочки, как до этого скальп с головы.

Тускло-серый мозг продолжал пульсировать стабильно, в такт с сердцем. Оба полушария и восемь долей были отчетливо видны, четыре других доли были скрыты в глубинах черепа.

Острый скальпель завис над двумя лобными долями, напротив сильвиевой борозды, разделяющей полушария.

Вдруг, издав протяжный вздох, приглушенный маской, пациент беспокойно шевельнулся, как будто какой-то инстинкт заставил его сделать это движение. Роллинз метнулся от эфирного резервуара, чтобы удержать пациента в тисках. Но было слишком поздно.

Прежде чем Кобб смог испуганно отдернуть руку, пациент вдруг задергался в немых муках и скальпель вонзился в его мозг. Доктор Кобб ничего не смог поделать.

Он в ужасе смотрел на то, как лезвие, пройдясь сквозь лобные доли, рассекло их, и они выскользнули на операционный стол. Кобб оторвал взгляд от этого чудовищного зрелища и на мгновение рассеянно посмотрел на Роллинза, после чего, словно завороженный, уставился на мехи сильфонов, которые двигались то с усилием, то очень быстро.

Его руки словно сами вспомнили о том, что нужно делать. Кобб схватил шприц с адреналином и вонзил его в сердце пациента. Казалось, прошли часы, пока они со страхом наблюдали, как дыханию постепенно возвращается нормальный ритм, и пациент снова задышал легко и спокойно.

Роллинз видел, как трясутся руки старика. Когда он посмотрел на свои собственные ладони, то заметил, что и у самого лихорадочно дрожат пальцы. И бешено колотится сердце.

— Теперь он погибнет, да? — тихо спросил он, боясь ответа.

— Да, — Кобб едва заметно кивнул. — Это скверно, я очень надеялся на этот эксперимент. Но еще ни один человек не выживал с отсеченными лобными долями.

— Но он дышит нормально, — заметил Роллинз.

Кобб пожал плечами.

— Какая разница? Он уже не жилец. Впрочем, мы можем продолжить, как если