class="book">Вслед за Стивом он идет по коридору до ванной комнаты.

- Давай, я покажу, как включить душ, – предлагает Стив, ведь в их с Баки времена ничего подобного не было.

Баки застывает в пороге.

- Мне мыться? – бесцветно спрашивает он.

Стив моргает.

- Ну… да.

Баки опускает подбородок и начинает раздеваться: сперва толстовка, потом перчатки. Стив открывает рот, чтобы его остановить, но передумывает. Стоит ли говорить Баки что делать, а чего нет, раз он спокойный и не нападает? Он видит заживающие синяки – желто-зеленые пятна на ребрах. Баки чуть вздрагивает, когда проходится по ним краями рубашки. Потом Баки берется за ремень, наклоняется снять джинсы, и тут Стив в панике отворачивается, занимая себя настройкой подходящей температуры и давления воды. Позади звякает пряжка ударившегося об пол ремня.

- На дверях чистое полотенце, – говорит Стив. – Выйдешь, как закончишь. Я принесу одежду.

Пройдя мимо него, Баки встает под струи, наклоняет голову, чтобы намочить волосы. Капли ударяются о металл, сбегают по красной звезде на плече. Стив заставляет себя не смотреть.

**

Тони никогда не делает ничего наполовину. Шкаф забит рубашками, брюками, джинсами – всем, что Стив обычно носит, только в десять раз дороже. Кельвин Кляйн, Рэг энд Боун. Большинство имен Стиву не знакомы. Висит там и пошитый на заказ костюм, хотя Стив понятия не имеет, откуда Тони известны его мерки. Выбрав серую футболку, джинсы и трусы, Стив возвращается в коридор. Баки уже там – стоит почти навытяжку возле ванной, с полотенцем вокруг бедер.

- Это тебе, – Стив протягивает стопку одежды.

Баки принимает ее, роняет полотенце и начинает одеваться. Стив вспыхивает, стараясь не опускать взгляд ниже пояса. Баки все еще мокрый, футболка идет темными пятнами, прилипает к груди. Стив покусывает губу. Баки не может о себе позаботиться? Или ему просто все равно?

- Ты устал?

Баки выглядит так, будто не хочет отвечать, но в конце концов отводит глаза и кивает.

- Хорошо. Кровать там. Я могу лечь на диване, это…

- Я помню, как шел с тобой по коридорам.

У Стива отвисает челюсть. Голос у Баки хриплый с отвычки, и видно, что он буквально заставляет себя выдавливать слова. Он… испуган.

- Я смотрел на тебя, – продолжает Баки, – потому что ты был высокий. На тебе была форма. Ты помог мне выбраться.

- Я был высокий?

Стив пытается поймать его взгляд, но Баки упорно смотрит в стену.

- В последний раз, когда я тебя видел, ты был мелкий. Ты всегда был мелкий.

У Стива перехватывает дыхание.

- Но ты забрал меня оттуда. Меня поймали, а ты меня вытащил. И ты был выше, – Баки замечает, что Стив молчит, и изучает его лицо из-под мокрых прядей. – Это было на самом деле?

Стив с усилием кивает.

Удовлетворенный этим, Баки выдыхает и отворачивается к окну, за которым сияет расцвеченный яркими огнями город. Стив смотрит на Баки, Баки равнодушно разглядывает открывшуюся панораму.

- Тебе надо поспать.

Глава 3

К одиннадцати годам Стив успевает заполнить один-два альбома – в присутствии Баки, который никогда не комментирует и не задает вопросы. То свет по-особенному ложится на стену, то на дереве оказывается птичье гнездо – Стив худыми пальцами берется за карандаш и бумагу, прижимает колени к груди и рисует с куда большей сосредоточенностью, чем можно ожидать от ребенка его возраста. Как-то он срисовывает цветущую лозу в парке, когда сильный порыв ветра сдувает самый большой цветок. Оставив солдатиков, Баки вскакивает, догоняет цветок и хмурится на него, будто сердится: как это цветок посмел улететь, когда Стив его рисует! Припоминая, в каком положении он держался, Баки пристраивает цветок между листом и стеблем, кивает и возвращается к солдатикам. Раньше у Стива никогда не было друга.

Ему около двенадцати, когда они валяются на пожарной лестнице, пропустив тощие ноги между прутьями, и смотрят в раскаленное летнее небо Нью-Йорка. Вдруг Баки переводит взгляд на Стива и тыкает его в бок.

- А нарисуй меня.

Стив хлопает глазами. Его никто о таком не просил.

- Зачем? – спрашивает он, прежде чем успевает понять, что это не очень вежливо.

Баки пожимает плечами.

- Ты все рисуешь, – объясняет он, и Стив некоторое время размышляет.

В конце концов, он поднимается, оттолкнувшись слишком тонкими руками, и вползает в комнату за альбомом. К тому времени, как он возвращается, Баки уже сидит и пытается пригладить волосы.

- Оставь, – говорит Стив.

Он скрещивает ноги и открывает чистую страницу.

- Они торчат, – ворчит Баки.

- Они всегда торчат. Если они не будут торчать, на рисунке тебя никто не узнает.

**

Они на три дня застревают в Германии, ожидая прибытия еще одной дивизии. Им холодно и скучно до умопомрачения.

- Небось, дороги грязью занесло, – предполагает Баки второй, кажется, раз за день.

Он лежит на спине: руки под головой, ноги скрещены в лодыжках. Стив смотрит, как высоко и резко вздымается его грудь перед медленным страдальческим выдохом.

- Говорят, на ужин будет курятина, – замечает Стив.

Он слышал об этом утром и приберегал информацию до нужного момента. Похоже, сейчас как раз подходящее время. При виде загоревшихся глаз Баки он едва сдерживает улыбку.

- Ты серьезно? – Баки перекатывается на живот, сверкает зубами и поднимается на ноги. – Господи, меня уже тошнит от картошки. Курятина. Лучше бы тебе не ошибаться, Стив.

Стив хмыкает и вновь утыкается в блокнот. Стул его стоит таким образом, чтобы из палатки видно было грязную дорогу и маленькое озеро. Уже темнеет, но Стив пытается зарисовать колючие кусты, там и сям торчащие на берегу. Он скорее чувствует, чем слышит, как Баки подходит и заглядывает через плечо.

- Ты их вчера рисовал.

Стив дергает плечом.

- Не получается.

- Хм, – Баки падает на спальный мешок, некоторое время на нем ерзает и прочищает горло. – Нарисуй лучше меня.

- А? – сперва Стив не вслушивается, а когда все-таки понимает и оборачивается, Баки лежит на боку, подперев голову, и смотрит выжидательно.

- Ты же иногда рисуешь людей, – говорит он, будто в