подводной охоты, на ноже. Видишь, успели-таки его раскусить, наручники попытались надеть, жаль, застегнуть не успели! Ну да ладно, поехали, за ним вертолет из области обещали прислать, хватит мерзнуть…

Тот, который сидел на корточках поднялся, повернулся ко мне, кажется, подмигнул и направился к лодке. Я же стоял и смотрел на свою руку, с болтающимися на ней наручниками. Смотрел и медленно пожимал плечами. Раз, другой, третий. Вздрогнул, будто опомнился, бросился за незнакомцами, но так и замер, успев поднять одну ногу.

Просто передо мной на расчищенной от снега каменистой площадке лежал человек. В том, что он мертв сомнений не было. На нем был яркий оранжевый гидрокостюм, верхняя часть левого бедра сильно распухла, на груди красовалась большая дыра, то ли вырванная «с мясом» то ли прожженная огнем. На правом, неестественно вывернутом запястье блестели хромом наручники. Его бледное небритое лицо смотрело вверх, в небо, будто любовался он редким лучиком первого солнца. Его лицо – лицо незнакомца из тумана. Оно было мне знакомо, слишком знакомо, ведь это мое лицо. Единственное, что изменилось в нем с той поры, когда я видел его в последний раз – левую сторону пересекал широкий, наверняка образовавшийся вследствие падения на камни шрам…

Шум удаляющейся лодки слился с легким плеском волн. Она быстро скрылась за мысом. Я же стоял и все не мог пошевелиться, лишь заслышав громкий рокот винта вертолета, вздрогнул. Посмотрел на себя, опирающегося на трость из водопроводной трубы, на себя, лежащего в снегу, и медленно попятился назад. Странное дело, но нога уже совершенно не болела. Хотя, что же в этом странного, да так и должно быть, вряд ли у мертвых бывают болезни…

Вертолет завис над клочком каменистой суши. Минутой позже тело погрузили на носилки и подняли наверх, за ним последовали и те, кто привязывал его к носилкам. Я проследил за улетающей железной птицей, растворившейся в небесной синеве. Вертолет растаял вдали, я же медленно обернулся вокруг. Взглянул на маяк и растерялся – он не работал! Это же безобразие, как же без него! Души, они заблудятся, разбегутся, им нужна путеводная звезда, хотя бы путеводная лампочка.

Да, теперь это моя ответственность, но испытание! Прошел я, не прошел? Что-то еще капитан говорил о том, чтобы покаяться. В чем покаяться? Как? Что это – фигура речи? Не знаю, но ничего, я разберусь. Во всем разберусь. Главное я уже понял. Я должен все исправить, правда, пока не знаю как.