Ошарашенная баронесса осталась одна и только моргала вслед уезжающей карете графа.
– Как в Италии? Это я в Италии! – чуть не плача бубнила она себе под нос. – Это мои вещи сложены!
Она направилась к своей карете, и её кучер тоже возник рядом как из-под земли. Слуги давали господам полную возможность выяснять отношения наедине, но из виду их не теряли ни на миг. Он подсадил барыню и направился к козлам.
– Домой? – уже оттуда, обернувшись, крикнул ей кучер.
– К дому графа Корделаки! – услышал он в ответ и отчего-то радостно потёр руки.
* * *
Илья Казимирович успел лишь передать перчатки отворившему ему двери лакею, как во двор влетела карета баронессы. Не дожидаясь, пока к ней подойдут, она сама спорхнула со ступеньки и стремительно направилась к парадному входу. Граф обернулся, как только она вошла в дом.
– Мы не договорили! – за время короткого пути Туреева взвинтила себя ещё больше и напоминала сейчас не лису, как обычно, а разъярённую кошку. – Как вы смеете ехать в Италию, если туда собираюсь я?!
Корделаки рассмеялся этому почти детскому заявлению, а лакей стал краснеть, не успев вовремя убраться восвояси. Видимо, все слуги в доме графа обладали редкостным качеством стыдливости.
– Не смущайся, голубчик, – заметил такую реакцию хозяин. – А лучше привыкай. Возможно, ты видишь перед собой свою будущую хозяйку, и подобный тон станет для всех нас обычной манерой общения. Ступай. Где ещё мне запрещено появляться без согласования с вашими перемещениями, сударыня? Страны? Города? Обозначьте их все заранее, прошу вас! Или нам вдвоём тесно на всей земле?
– Ты не смеешь! – она стала стучать кулачками по его груди. – Почему именно Италия?
– Дорогая Мария Францевна, – граф мягко отстранил её руки. – Я могу объяснить этот мой выбор, но прежде… Вы находитесь у меня в доме, и тут правила устанавливаю я. Поэтому предлагаю вам снять верхнюю одежду, спокойно пройти в гостиную и испить со мною чаю. Там мы продолжим нашу беседу, если, конечно, окажется, что нам есть ещё, что обсуждать.
– Я пройду, но не ранее, чем услышу, как в ваших планах возникла Италия, граф? Я не склонна верить в совпадения. Эту мысль вам навеяли рассказы синьора Джованни?
– Если честно, то до сей поры я не слышал рассказов герцога о его родине. А вдохновил меня вовсе другой человек, – граф принял у неё накидку, и огляделся, ища, куда бы её пристроить, так как слуг уже не было видно нигде рядом.
– И кто же это, если не секрет? – баронесса развязывала ленты капора.
– Дайте слово, что он не пострадает от вашего гнева, – граф развернулся к баронессе, прервав свои манипуляции.
– Вот как! Значит, я его знаю?
– И ещё как близко! – граф жестом пригласил Марию пройти во внутренние покои. – Дело в том, баронесса, что вы были правы, сказав как-то, что вам служат исключительные люди. И вот некто Никодимыч…
– Ах он плут! – она остановилась на месте, как вкопанная и топнула ножкой. – Это он рассказал вам и о моих сборах, и об Италии! И вы – плут! Вы вовсе не собирались никуда уезжать!
Граф пережидал, пока утихнет ураган и долго ничего не отвечал. Потом он тихо, себе под нос сказал:
– Не мог же я дать тебе убежать настолько далеко от меня! – и снова замолчал, а потом поднял глаза на Марию: – Поэтому прямо здесь и сейчас прошу ответить вас, баронесса, какая из двух причин, названных мной чуть ранее, первая или вторая, заставляет вас отдаляться от меня? Ну? Мария, что ты скажешь мне?
– Ты всегда будешь посвящать слуг в наши отношения? – невпопад ответила она.
– Мария, не увиливай вновь! Чего их посвящать, если они видят больше, чем мы сами? – Он ждал: – Причина?
– Ты глупый и жестокий!
– Даже не буду вникать в суть вопроса. Я упрямей тебя. Причина?
– Глупый-глупый! – И она вдруг неожиданно спрятала лицо у него на груди. – Совсем другая причина. Третья.
– Опа! – граф нежно придерживал её.
– Ты никогда не думал, что я просто боюсь? – шептала она.
– Боишься ты?! Чего? Ты! Владелица моднейшего салона, через который проходят сотни людей? Ты, которая владеет душами половины Петербурга? А вторая половина стоит в очереди для того, чтобы поднести их тебе?
– Это всё не то. Не то! – баронесса выскользнула из его объятий. – Ты не понимаешь. Я много лет привыкала жить одна. Я всегда знала, что вот вечером закрою за собой двери, и никто-никто не увидит даже выражения моего лица. А завтра? Завтра я снова наберусь сил и выйду к ним! А теперь… Теперь ты проникаешь в то закрытое, в то – моё. И я боюсь…
– И поэтому постоянно сбегаешь? – тихо спросил граф, и она кивнула. – Ты, моя такая сильная девочка?
– Я не сильная, – прошептала она.
– Я обещаю, что никогда не сделаю тебе больно сознательно! – торжественно, почти как клятву произнес Корделаки. – Но и ты обещай мне, что если почувствуешь боль, то не будешь оставаться с ней наедине, а сразу же скажешь мне об этом. Даже если тебе будет казаться, что не заметить её нельзя. Хорошо? – она снова кивнула. – Ну, говори, чего ты боишься? Пошли в гостиную.
Они расположились около знакомого уже камина, и граф позвонил, чтобы попросить чаю. Пока они ждали, граф переспросил:
– Ну, мадам, выкладывайте свои страхи. Я спалю их в этом огне!
– Ну, например, твоя вдова… – как в омут бросилась Туреева.
– Ты – единственная «моя вдова», – граф смотрел ей прямо в глаза.
– Неправда, – тихо сказала она.
– Неправда, – тихо ответил он. Позвонил. Вошёл дворецкий. – Скажите, голубчик, вы же знаете о моём пристрастии ко «вдове»? Не так ли? – Дворецкий наклонил голову в знак согласия. – Ну, так предъявите её нашей гостье! Мы ждём вас вместе со «вдовой»!
Баронесса побледнела. Через пару минут в коридоре вновь раздались шаги дворецкого, и он вошёл в гостиную с подносом, на котором стояла бутылка «Вдовы Клико» и два бокала.
* * *
На этот раз Илья Казимирович проснулся первым. Когда Мария открыла глаза, он стоял спиной к ней, в накинутом халате и смотрел в окно.
– Даже не думай! – не оборачиваясь, сказал он вслух, услышав её шевеление. – Я не позволю тебе сбежать от меня снова. Того и гляди, ты заставишь меня спать в кресле, у дверей.
Сзади раздался лёгкий смешок, потом её руки легли ему
