Возможен ли наш союз?

Маргарита, еще гуще покрываясь румянцем, кивнула.

– Это было бы так… – искала слова девушка. – Так… Словно в стихах, какие для меня братец сложил на день нарожденья…

Градоначальник не понимал, что она хочет сказать, и тогда Маргарита добавила:

– Как в мечтах… – прошептала она.

Ортлиб Совиннак грузно опустился на одно колено.

– Я, мона Махнгафасс, предлагаю вам свою руку и сердце и прошу вашей прекрасной руки. Ответьте только «да» или «нет».

Маргарита закрыла горящее лицо руками – и Ортлиб Совиннак услышал негромкое «да». Он поднялся, нежно взял ее за запястья, отвел ее руки от лица.

– Благодарю тебя, моя любимая, – жарко прошептал он, спешно целуя ее пальцы. – Ни о чем не беспокойся, я всё устрою: тебе лишь надо довериться мне. Обвенчаемся после твоего траура. А теперь вернемся в гостиную. Позднее еще поговорим.

Они вовремя вышли из обеденной – с лестницы спускались Марлена и Огю Шотно. Если бы сестра Иама не пребывала в отрешении, то она наверняка заметила бы подозрительно пылавшие щеки юной вдовы и обратила бы внимание на слабость ее рук или неловкость движений. Но Марлена словно замерзла, оледенела, и ничего не видела, кроме своего горя. Зато Огю Шотно сразу бросилось в глаза то, как самодовольно важен градоначальник и как смущена Маргарита. Он догадался, что произошел разговор, удовлетворивший Ортлиба Совиннака. Подробностей Огю знать не желал. Успех градоначальника означал для него одно: Маргарита съедет из его дома, а Марлена опять будет всецело принадлежать ему. Он похвалил себя за хитроумность и умение находить выход из любого самого сложного положения дел. Вместе с Ортлибом Совиннаком Огю взял за ручки погребальные носилки с телом Иама. Совесть нисколько не мучила двух убийц, да и покойник не подал знака с того света, не попытался их изобличить: смирившись, он безразлично принимал помощь.

________________

Впереди черной повозки шли нанятые Огю плакальщики и раздатчики милостыни. У подножия холма к процессии присоединились Раоль Роннак, сужэны вдовы – Оливи и Гиор Себесро, и ее братья – Синоли и Филипп. Все провожавшие усопшего шествовали или ехали на лошадях за повозкой, и первой из них шла Маргарита, а за ней Марлена. Из-за градоначальника, величаво восседавшего на вороном коне, горожане любопытно глазели на траурную телегу – туда, где выставленное для обозрения лежало тело Иама. Они кланялись и приносили соболезнования всем сразу, но прежде всего градоначальнику. Он очень удивил город в тот день венеры, сорок третьего дня Трезвения: никто не ожидал от человека со столь высоким положением почтения к простому пехотинцу.

Душу Иама пришли проводить на Небеса лавочники из Безымянного проезда – благодарных за щедрое свадебное застолье мужчин набралось около сотни. Что и говорить, неожиданно церемония превратилась из скромного прощания в чествование героя.

Маргарита впервые прошла за ограду храма Благодарения между колокольней и залой под шатром Марса, впервые попала к тамошним устринам и вулкану – каменной печи у высокой трибуны с сужающимся, будто сопло, куполом, но затем раскрывающимся воронкообразной чашей. Каждая устрина в этом храме, а всего их было три, ограждалась от других стенами в виде двух сложенных одна в другую букв «П». В соседней, центральной устрине мертвых сжигали в большой печи, куда можно было поместить ярусами хоть восемнадцать тел, – так случалось, когда бедняки объединялись с другими семьями или покойников в городе было слишком много; кости при этом не смешивались, а общий огонь душам не вредил.

Тело Иама вместе с носилками, пурпурным покрывалом и мечом задвинули через боковое отверстие в уже полыхавший вулкан. Священники закрыли заслон, подлили горючей смеси – и жаркий огонь вознесся к трибуне. Божий Сын со страниц Святой Книги учил, что человеческая душа врастает в плоть, как дерево в землю, и не может ее покинуть. Для этого, не позднее восьмого дня, пока душа не начала впитывать гниль, мертвецов предавали огню, освобождали душу, а она поднималась к Небесам. Родня и друзья окончательно прощались с усопшими, сидя на ступенях вокруг погребальной печи. Каждый из них брал в руки ветвь кипариса, по очереди поднимался на трибуну, говорил прощальные слова душе покойника и бросал ветку в пламя. Родственники Маргариты не знали Иама и ограничились благодарностью за то, что он защищал Лиисем и их дома. Такую же речь произнес Ортлиб Совиннак. Лавочники искренне благодарили за подаренное им празднество и нахваливали воистину рыцарское великодушие Иама. Огю Шотно наговорил много хороших слов о своем брате по жене, даже попросил прощения. Брат Амадей поведал о краткой, мирской жизни плоти и о вечном существовании души, что скоро переродится в младенце и продолжит свой путь через веру и Любовь к Божьему свету. Раоль Роннак повторил придумку Иама про нападение на Лодэтского Дьявола. Дольше всех говорила Марлена: она рассказывала о Иаме, начав с его детства. Мучимая совестью вдова поднялась на трибуну последней. Маргарита испытывала жалость к мужу, но скорбеть не могла – в безоблачном небе ярко светило солнце, а когда девушка вспоминала о предложении градоначальника, то розовела, невольно начинала улыбаться, и ей приходилось закрывать рукой рот, как советовал учебник по Культуре, несправедливо обруганный Ортлибом Совиннаком. К тому же, украдкой поглядывая на градоначальника, Маргарита замечала, что он точно так же наблюдает за ней – это наполняло ее сердце радостью, совсем не шедшей вдове. Теперь ее ничуть не заботили Оливи, Гиор Себесро и Раоль Роннак, даже пронизывающие взгляды Нинно более не трогали ее души.

Взойдя на трибуну и глядя вниз, на пламя, Маргарита решила не лгать.

– Я горжусь своим мужем и именем, что он мне дал, – произнесла она. – Ты дал… На нас напал враг, и ты храбро отправился на войну. Ты погиб, чтобы мы жили, потому что для тех, кого ты любишь, ты всё сделаешь… На поле боя ты показал себя достойным, храбрым воином, показал себя героем. Мы все гордимся тобой.

Марлена выжидающе смотрела на нее, не понимая, почему она ничего не говорит о любви. Маргарита отвела взгляд от ее ангельского лица, бросила ветку кипариса вниз – та, упав в чашу, чуть помедлила, застряла, но в итоге соскользнула в огонь, словно мертвец неохотно принял дар супруги.

Тело сгорело за час. Все лавочники удались, а близкие Иама прошли из устрины в храм на молебен. За следующую триаду часа священники подготовили кости к погребению – сложили их в терракотовую урну, запечатали ее, а меч обмотали саваном. После молебна урну и меч похоронили в маленькой ямке возле стелы Иама Махнгафасса-отца и поставили