class="book">– Васька, домой! – негромко позвал с крыльца отец, чтоб мать не проснулась. Васька наспех попрощался с соседкой, вмиг у дома. Отец вставал рано, любил покурить на завалинке.

– Хочешь, чтоб девка дождалась, до армии не тронь! – назидательно сказал отец.

– Да что ты батя! – начал было Васька и проснулся.

На втором сроке Василию Ивановичу хватало и сна, и еды. Говорят, привычка – вторая натура. Сны только беспокоили. Вот как сейчас, соседка, отец, сад, крыльцо родного дома. Он много читал, книги разные, но всегда искал в них ответ. Почему с ним судьба так жестоко обошлась? Не окажись в той злосчастной штакетине гвоздя, все пошло бы иначе! Отслужил бы в армии, потом закончил бы курсы шоферов, женился бы на соседке, детей бы завели. В горле ком, в висках застучало! Неужели эти гады не пожалели бы девушку, у которой парень в армии служит? Не находил однозначного ответа. Скорее всего, не пощадили бы!

– Здравствуй, Василий Иванович, что не заходишь ко мне? – спросил отец Анатолий.

– Здравствуйте батюшка, о чем мне молиться? – миролюбиво, но с вызовом.

– Молиться всегда есть о чем! Бог милостив! – священник не сдавался.

Священник в лагере появился недавно, говорили, что воевал, награды имеет, в отставку вышел по ранению. Принял постриг, монашествовал, закончил семинарию, место службы выбрал сам.

– Милостив к таким как я? А как же не убий? Можно отмолить?

– Неисповедимы пути Господни! Раскаяться никогда не поздно, обрести душевный покой и любовь.

– А если нет ни раскаянья, ни покоя, ни любви? Убили мою любовь, и я их покарал за это!

– Гордыня – тоже смертный грех! Ты же не Бог или право имеешь?

Василий Иванович смутился, именно эти слова он кричал, когда стрелял в егеря.

– Мне ведь тоже убивать доводилось, хоть и на войне. В гневе было всякое, в чем раскаиваюсь.

– Вам, батюшка, за ваши убийства ордена, а мне срока!

– А я сам себе срок назначил и искупаю свои грехи вместе с тобой!

– Не все же, кто воевал, идут в священники?

– Им Бог судья. И мне. Мы попали в засаду, все погибли, я ранен, кругом враги. Тогда обратился к Богу. Если выживу, то буду помогать таким как сам. Чудо! Вертолеты, спецназ, госпиталь. Радист перед смертью успел передать точные координаты.

– Разные у нас судьбы.

– Как посмотреть. Зло принимает обличия разные!

– Подставлять другую щеку?

– Содеянного не вернешь. Наказание от людей ты скоро исполнишь. Душу надо обрести, полюбить Бога в себе, полюбить людей, полюбить жизнь! Бог есть любовь!

– Сложно это, батюшка. Но буду думать над вашими словами.

Думал. Армянский поэт Исаакян напутствовал сына – « Люби весь этот мир большой!» Последний год на зону стали приходить молодые здоровые наглые. О содеянном ими не жалели, хвастались этим. Как их любить?

Василий Иванович передачи получал редко, всегда брал себе только кружок копченой домашней колбаски. Такие кружки делали у него в семье, когда появлялось свежее мясо, мать набивала, а отец коптил. Ел понемногу, вдыхал аромат, надолго хватало, на душе теплело. В бараке об этом знали, но в этот раз двое новеньких стали потрошить передачу без разрешения, пока Василий Иванович снимал ватник. Барак притих.

– Не подавишься? – сквозь зубы спросил качка.

– Ты что, старик, оборзел? – угрожающе вставая, демонстративно откусил кусок.

Василий Иванович ударил в печень, коротко, беспощадно. Качок стал оседать, глаза закатились, остатки колбасы выпали на пол. Повернувшись, к его напарнику сказал.

– Захочешь доесть – бери зубами с пола, привыкай! Если рукой тронешь, то эту руку на делянке отрублю!

Встречал Василий Иванович и других людей, например Зверек. Прозвище от фамилии – Зверев, но парень задиристый, вот и Зверек. Местный, срок за драку отбыл, но остался работать трактористом на трелевочнике. Василий Иванович помогал ему с трактором, опекал, почти в сыновья годился по возрасту Зверек. В их кампании был и третий, черный ворон. Прилетал, иногда подкормится и погреться, морозы стояли под сорок градусов. Ворон слушал разговоры, молчал, зря не каркал. Скрипел одобрительно и махал крыльями возмущаясь.

Отцу написал, что в село не вернется, мачехой стала родная сторона, западней! Отец Анатолий зовет работать при церкви истопником и сторожем, доверяет. О многом договорить надо.

На делянке оживление, новый вальщик положил одну елку на другую, пытался сбить большой сосной, помощник вилкой толкал сосну в сторону свисающей кроны. Порыв ветра крутанул крону и сосна «заплясала» на пне! «Бойся» – испуганно закричал вальщик. Опытные лесорубы заворожено следили за деревом – от него не убежать, а увернуться можно. В этот момент за спиной Василия Ивановича хрипло каркнул ворон, метнулся черной молнией от трактора. Зверек поднял щит, копался в моторе, не следил за происходящим. В два прыжка достал Зверька Василий Иванович, рванул за ватник и отбросил в сугроб. Сосна на морозе хрупкая, как стекло. С треском накрыла трактор, а огромный сук отломился и ударил Василия Ивановича в спину и ногу. Срок закончился, когда Василий Иванович еще лежал в больнице. Батюшка помог оформить документы, так что после выписки Зверек с невестой отвезли Василия Ивановича в церковь. В церковь переделали здание бывшего поселкового совета депутатов, приспособили маковку с крестом, колокол небольшой, обложили кирпичом, внутри отделали, освятили. Рядом стояла котельная с сараем для угля. В котельной комната для жилья, кухня и душ, на кухне даже стоял холодильник, а в комнате телевизор, шкаф, кровать, столик и пара табуреток. Догадался, что ребята постарались, поблагодарил.

– Да что ты, Василий Иванович, за твое здоровье свечки буду ставить до конца жизни!

На «новоселье» не остались, зато пришел отец Анатолий.

– Как самочувствие, Василий Иванович? – с порога.

Поздоровались за руку, посмотрели в глаза друг другу.

– Спина к непогоде ноет, и хромота останется, короче одна нога стала.

– Нам уже на пятый десяток, кросс не бегать, заживет.

Достал из пакета графинчик кагора и поставил на стол.

– Надо отметить по – русскому обычаю.

В холодильнике нашлось, чем закусить, после второй стопки наладилась беседа.

– Отец Анатолий, а почему вы мне помогаете? Что во мне особенного?

– Мама Саши Зверева по всему поселку разнесла, что ты, Василий Иванович,