Затем она оттолкнула меня, посмотрела, уже другим взглядом – и ушла.
И вот теперь я жду суда.
Собственно говоря, суд мне не интересен. Наш суд. Наш самый справедливый советский, то есть российский суд.
Я сужу себя другим судом.
Каждый вечер ко мне прилетают эринии, богини судьбы с глазами, как у моей дочки или жены, и я с ними веду беседу. О том, о сём. Вы не поверите, они убеждают меня в том, что я не виноват. Сначала я этому очень удивлялся, а потом понял, что так и должно быть.
Сегодня надзиратель принёс мне записку.
Знакомою рукой на бумажке написано:
«Теперь мы в расчёте».
Это рука моего бывшего шефа, финдиректора, мне ли её не знать.
Когда дочка спросила меня, не я ли убил её маму, я даже не задумался, от кого она всё узнала, кто её просветил, подсказал.
Конечно, это был он, мой бывший шеф. Такие люди не прощают обид. Я ждал пули, он отмстил по-другому.
Там, на бумажке, есть ещё приписка. Её смысл в том, – что я вряд ли доживу до конца срока. Сам-то он меня простил, а вот другие – нет. Он, конечно, намекал на президента и безопасника.
Это даже благородно с его стороны, такая забота обо мне. Чудак, он не понимает, что мне теперь ничего не страшно.
Ведь я сделал самое главное в своей жизни: позаботился о своей дочери. Ей не придётся отвечать на самом страшном суде – суде крови.
В конце концов, мы, родители, для того ведь и существуем на белом свете, чтоб вовремя защитить своего ребёнка.
Это – самое главное.
А всё остальное – деньги, женщины, мужчины, жизнь и смерть, в сущности, – пустяки.