Паша увидел, что рядом с Гурвичем стоял мужик, как две капли воды похожий на него. Нет, они явно не были братьями или даже родственниками. Но, тем не менее, выглядели как две горошины из одного стручка. Стальное лицо, военная выправка. Блестящие глаза-буравчики, седина в волосах ежиком, гладко выбрит, рост под два метра, худощав. Под наглухо застегнутым, длинным, до подошв ботинок, медицинским халатом на мужике явно была какая-то форма.

– На какой фабрике вас всех делают? – пробормотал Паша.

Гурвич проигнорировал его реплику.

– Знакомьтесь, это Иван Алексеевич Посколитов. Наш, так сказать, правдолюб.

Посколитов скорчил жуткую гримасу, не разжимая тонких бледных губ и делая короткий кивок головой. Наверное, он думал, что так улыбается. Его глаза при этом оставались холодными, словно два осколка льда.

– Вы что-то вспомнили, Павел Андреевич? – спросил Гурвич. – Мы с коллегой уже минут восемь ждем, когда, наконец, сможем приступить к… беседе.

– Вспомнил, но не совсем то, как мне кажется… Честно, не знаю, чем я вам смогу помочь. Я не отмечал в то утро ровным счетом ничего подозрительного.

– Людей в вагоне было много? – в разговор вступил Посколитов. Голос у него был под стать лицу. Стальной и безжизненный. – Бородатые мужчины? Не славяне?

– Да как обычно. Сначала не много, это ведь не фиолетовая и даже не зеленая ветки. Потом набралось, конечно. К Печатникам меня уже прилично поддавили. Я стараюсь недалеко от выхода стоять, а там всегда самый наплыв. Особо бородатых я не видел, – он решил не упоминать трех горцев, так как не считал их виновниками случившегося. А может быть просто потому, что уже испытывал сильную неприязнь к допрашивающему его Посколитову.

– Да я и не всматривался, понимаете? – он почему-то начал оправдываться. – Утро, и так тошно. И вокруг такие же унылые работяги. На них смотреть – только себе настроение дальше портить. Вы же знаете, что у нас мало кто улыбается, особенно в таком месте и в такое время!

– А вы ведь не особо большой патриот, Павел Андреевич!? – внезапно сменил тему Посколитов. – Люди вам наши не нравятся… В фейсбуке всякое постите… Плохо вам в России живется? – повысил он голос.

Паша, в недоумении от такого поворота, вопросительно посмотрел на Гурвича. Тот же, с некоторой брезгливостью в лице, молча сверлил Пашу немигающим взглядом.

– А причем здесь это, я не понял? – только и нашелся, что ответить, Паша.

– Интересная картина вырисовывается, – сказал Посколитов, не обращая внимания на пашину реплику. Он немного закатил глаза, словно заглядывая себе под череп, и продолжил, – Занозин Павел Андреевич – молодой человек, двадцать семь полных лет. Дед ваш, Федор Константинович, был довольно известным, в свое время, астрономом, а также так называемым «охотником за небесными камнями». Был объявлен врагом народа, между прочим. – Посколитов покачал головой. – Отец, Андрей Федорович, не добившись особых успехов в жизни, умер в результате несчастного случая десять лет назад.

– Вы, Павел Андреевич, закончили Государственный университет управления по специальности «менеджмент на транспорте». Работаете в ООО «3Д решения» менеджером по продажам оборудования. Отличаетесь нонконформизмом, так называемой «активной гражданской позицией». Верно излагаю? – Посколитов явно не ждал ответа, но Паша, приоткрыв рот, молча кивнул.

– Так вот, – снова подал голос Посколитов. – Молодой человек, яростно протестующий против действующей власти и государства, ходивший, между прочим, на антиправительственные и не согласованные с властями митинги, размещающий на своих страничках в соцсетях навязанную западной пропагандой заведомо ложную и очерняющую российский народ информацию…

– Этот молодой человек, то есть вы, Павел Андреевич, внук врага народа, едете на работу в метро и, конечно же, совершенно случайно! – Посколитов громко хмыкнул, по-прежнему не размыкая губ. – Совершенно случайно оказываетесь в эпицентре взрыва! А не далее, как год назад вы, дорогой вы наш Павел Андреевич, на неделю ездили в Лондон, не так ли?

– Что за пургу вы несете? – Паша обессилено откинулся на подушку и закрыл глаза. На лбу у него выступили крупные капли пота, а во рту, наоборот, пересохло, будто на дне дырявой кружки. Сердце стучало, словно паровой молот, где-то в районе горла.

– Отвечать на вопрос! – громыхнул Посколитов.

– Да, я был в Лондоне, – слова давались Паше необычайно тяжело. Он словно выплевывал булыжники изо рта. С другом. Неделю пробыли. Снимали квартиру. Купили билеты на самолет за полгода. Дискаунтер. Гуляли, пили пиво. Какое это имеет отношение?

– По нашим данным, вас там могли завербовать спецслужбы зарубежных государств, – Посколитов сделал рубящий жест рукой. – Сейчас наши сотрудники проверяют эту информацию.

– Бред какой-то, – выдохнул Паша.

– Мы разберемся, бред это, или не бред. Посты в фейсбуке, твиттере не отрицаете? – Посколитов явно сел на любимого конька. – Хождение по митингам?

– Не отрицаю. Что спрашиваете, вы же и так все уже проверили?

– Вопросы здесь задаю я. Итак, Занозин Павел Андреевич, вы признаетесь, что были организатором теракта в московском метрополитене утром 8 сентября? – После заключительной фразы Посколитов приоткрыл свой рот и демонстративно медленно облизнул зубы кончиком языка в ожидании ответа.

Пашино сознание словно раздвоилось. Он вроде бы находился одновременно и в этой непонятной комнате с двумя незнакомыми и до омерзения неприятными людьми, говорящими ужасные вещи, и еще где-то далеко. В том далеке было спокойно, темно и уютно. В этой темноте Паше хотелось свернуться калачиком и никогда больше не появляться на свет. Ему хотелось, чтобы его бытие навеки замерло в том самом спокойном, уютном месте. Сказать «да»? Будет ли это концом всего? Короткое и простое слово так и просилось с языка. Но что-то иное пробилось сквозь уют и тьму. Что-то злое кольнуло пашин затылок острыми коготками.

– Нет, – прошептал он.

– Нет. Я не делал ЭТОГО. – Паша посмотрел в застывшие маски лиц напротив него. – Я не отрицаю ничего из того, что вы мне тут зачли. Ни антигосударственного настроя, ни размещения абсолютно правдивой, к вашему сведению, информации про творящееся в нашей стране, в моей стране! беззаконие, ни поездки в Лондон, ни даже того, что ходил на запрещаемые нынешней властью митинги!

– Но ваше обвинение в совершении теракта – это что-то