она могла бы зарыться, на кухне заглянули в каждый горшок, распотрошили мешки с зерном и мукой, проверили каждую бочку с вином и кувшин с маслом.
Стражники с фонарями, перекликаясь дурными ото сна голосами, рыскали в саду, заглядывая под каждый куст и даже тыкали палками в заросший лилиями пруд, будто девочка могла сидеть там, словно лягушонок.
Лили бесследно исчезла, а с ней и Фарух.
Все обитатели дома столпились во внутреннем дворике, бесцеремонно поднятые с постелей. Идомей с трехрогим подсвечником в руках лично заглянул в лицо каждому ребенку подходящего возраста, убедившись, что и среди них Лили нет. Переминающийся с ноги на ногу Алан растерянно оглядывался по сторонам. Его вытащили из-за письменного стола, где он с раннего утра переписывал бесценную древнюю рукопись, листы которой стали ломкими и хрупкими от времени, рассыпаясь прямо на глазах. Алан торопился, проводя за столом не только дни, но и большую часть ночей, пока рукопись не превратилась в прах. Нерадивые стражники схватили его так внезапно, что он посадил на страницу огромную кляксу, испортив стройные ряды безукоризненно выписанных изящным подчерком букв бесформенной чернильной лужей. Страница была испорчена. Придется начинать сначала. Крайне раздосадованный произошедшим, Алан выглядел потерянным, будто отбившийся от стаи новорожденный ягненок, окруженный волками. Но, оглядываясь по сторонам, уже начинал понимать, что происходит нечто крайне необычное. Где же Анаис? И почему в доме такая кутерьма?
«О Боже, единый и незабвенный,» – вспомнил Идомей о своем патроне. – «Все планы мои – во славу твою,» – покривил душой он. – «Так помоги, не дай такой безделице, как маленькая девочка, разрушить мои замыслы.»
Патрон не откликнулся. Да Идомей и не ждал, разумеется. Тогда он еще держал себя в руках. Но по истечении двух часов безрезультатных поисков начал впадать в неистовство. Сомнений не осталось. Фарух – это ничтожество, вынес девочку из дома и, видимо, спрятал где-то в городе. Что он задумал? Какую игру ведет? Неужели Идомей так сильно просчитался и недооценил его?
«Что здесь происходит?» – спокойно спросила появившаяся во внутреннем дворике Миза.
Трехрогий подсвечник, глухо звякнув и плеснув лужицами расплавленного воска, упал на землю. Свечи погасли.
«Ну здравствуй, милая,» – Миза опустилась на колени перед малышкой.
Девочка улыбнулась и доверчиво обняла её за шею: «Тетя Миза.»
Веки внезапно потяжелели, и слезы навернулись на глаза. Она не плакала, когда узнала о смерти сестер и племянниц, когда бродила по берегу, куда выбросило немногочисленные, обгоревшие обломки корабля. Тогда Миза еще не осознала масштабы постигшего её несчастья. Умом понимала, но принять не могла. Все цеплялась за напрасную надежду – может быть, кто-нибудь уцелел. Пусть раненый, искалеченный, но живой. И только сейчас, наконец, горе навалилось, словно мельничный жернов – ни вздохнуть, ни выдохнуть. Лили – все, что осталось от её семьи. Её плоть и кровь, единственная родная душа.
Картина произошедшего уже сложилась в голове Мизы. Слова Фаруха, Навина и безымянного, насмерть перепуганного слуги Идомея свидетельствовали о масштабности заговора. Как слепа она была! Слепа и глупа. Это стоило жизни сестрам и едва не стоило ей самой. Возобновление отношений с Домиаром сделало её слабой и нежной. Она расслабилась, растеклась, как тающее мороженое и теперь пожинает плоды. Довольно. Довольно романтических фантазий и слащавых воспоминаний. Домиар вовсе не такой, каким она его помнила, а точнее во многом придумала. Тогда, в молодости, ослепленной желанием, ей просто не хватало ума понять это. Но сейчас она видит ясно. И расставание с ним вовсе не повергает Мизу в ужас. Её сердце больше не болит. Она излечилась. Какое облегчение! Сколько душевных сил потрачено впустую, сколько боли и отчаяния пережито! Но на этом все. Она будет жить дальше, оплакивать сестер и растить малышку Лили.
В порыве злости на себя саму, Миза выставила из дома Алана – жалкого книжного червя. Достаточно она терпела в доме это ничтожество. Теперь ему уж точно нечего здесь делать.
«Мне больно, тетя Миза,» – капризно заявила девочка, высвобождаясь из её объятий. Но тут же, смеясь, прильнула обратно. Миза с изумлением выслушала щебетание Лили о том, как они с папой играли в прятки и прятались в доме, где много-много добрых девушек без устали играли с ней в разные игры, то и дело вопросительно поглядывая на Фаруха. За время её отсутствия в молодом человеке что-то неуловимо изменилось. Словно бесхребетный слизняк выполз, наконец, из-под камня и обзавелся мощными клешнями.
«Ты пошел против дяди. Почему?»
«Потому что Лили – моя дочь. Я буду оберегать её от всего, а от дяди в первую очередь,» – твердо заявил молодой человек, прямо глядя ей в глаза.
«В таком случае, тебе лучше всегда быть рядом с ней, Фарух.»