Фредерик Пол ВОЙНА ТОРГОВЦЕВ КОСМОСОМ

Посвящается Джону и Дэвиду, а также для

Энн, Карин, Фреда-Четвертого и Кэти с неизменной любовью.

«Вы спрашиваете, зачем я пишу свои сатиры?

Лучше спросите, могу ли я их не писать».

Ювенал

Теннисон Тарб

I

Она без сомнения приложила все усилия к тому, чтобы выглядеть наилучшим образом, но ей это не удалось. Моему взору предстало жалкое, достойное сожаления существо. Невзрачная, болезненного вида, с землисто-серой кожей, она испуганно таращила глаза на стены моего кабинета, то и дело проводя языком по губам. А дивиться, бедняжке было чему. Стены моей консульской приемной представляли собой экраны с движущимися полнометражными изображениями новых образцов продовольственных товаров, рекламируемых нашим Агентством.

— Господи, Кофиест. Что бы я ни отдала за один его глоток, — услышал я шепот, похожий на стон.

Я с удивлением посмотрел на посетительницу. В таких случаях мне всегда следовало изображать самое искреннее удивление. Затем я сверился с ее досье на дисплее.

— Странно. В вашем досье сказано, что вы самым активным образом убеждали венерян не поддаваться пагубной привычке пить Кофиест.

— Мистер Тарб, я сейчас вам все объясню…

— Давайте-ка лучше посмотрим, что это за пометка на вашем прошении о визе… — продолжал я и, прочитав, неодобрительно покачал головой. — Неужели это правда? «Планета Земля, коррумпированная до основания, находится в полной власти хищнических и разбойных рекламных агентств, превративших население в бессловесное стадо…» А?

Я слышал, как у нее перехватило дыхание.

— Откуда вы это взяли? Меня уверяли, что досье является строжайшей тайной…

Я пожал плечами.

— Меня вынудили сделать такое заявление. Я должна была ругать рекламу, иначе мне не дали бы визу сюда, — запричитала моя просительница.

Я продолжал хранить невозмутимое спокойствие чиновника при исполнении своих обязанностей: семьдесят пять процентов сочувствия — «ничем не могу помочь», и двадцать пять процентов сдержанного негодования — «какая черная неблагодарность!» Все было до тошноты знакомо. За четыре года службы на Венере в моем кабинете такие, как она, появлялись не реже одного раза в неделю.

— Это была моя ошибка, мистер Тарб, поверьте, — жалобно оправдывалась бедняжка, как будто вполне искренне, тараща на меня глаза и без того занимавшие слишком много места на ее изможденном лице. Я знал цену искренности таких заявлений. Однако в ее глазах были неподдельный ужас и отчаяние, ибо более всего ее страшило то, что ей откажут в визе и она не сможет вернуться на Землю. В таких случаях можно безошибочно определить, когда человек уже на пределе. К тому же ее физическое истощение дошло до такой степени, которая у медиков называется «анорексией игнатуа». Такое обычно происходит с вполне приличными и и хорошо воспитанными потребителями, попавшими с Земли на Венеру.

Ежедневно посещая венерянские магазины, где при выборе товаров покупатель начисто лишен какой-либо подсказки и помощи со стороны рекламы, эти люди настолько теряются, что нередко обрекают себя на систематическое недоедание.

— Пожалуйста, прошу вас… дайте мне визу, — с трудом закончила она фразу, и губы ее сложились в жалкое подобие не то обворожительной, не то умоляющей улыбки.

Я бросил торжествующий взгляд на рекламу агентства «Фаулер Шокен», бегущую по стенам. Сославшись на необходимость отлучиться по срочному делу, я мог бы оставить ее еще минут на десять один на один с этим фантастическим изобилием, представленным во всей своей красе нашей коммерческой рекламой, но опыт подсказывал мне, что в дальнейшей обработке моя просительница уже не нуждается. К тому же она как-никак была представительницей слабого пола…

Молоток опустился, торг был закончен.

— Эльза Дикман Хонигер, — громогласно изрек я, бросив взгляд на ее прошение о визе. — Вы обвиняетесь в измене.

От испуга у несчастного создания буквально отвалился подбородок. Я видел, как ее глаза наполняются слезами.

— В вашем досье сказано, что вы росли и воспитывались в семье добропорядочных потребителей, в детстве, как положено, состояли в организации юных друзей рекламы, получили прекрасное образование в Университете Джорджа Вашингтона в Нью-Хэвене. По окончании занимали ответственную должность в отделе связей с потребителями в одной из крупнейших компаний по продаже в рассрочку ювелирный изделий. В послужном списке ваша работа оценивалась как отличная. Однако вы пренебрегли всем этим. Вы заклеймили позором воспитавшую вас систему и решили сбежать на эту дикую, ничего не смыслящую в цивилизованной торговле планету…

— Меня обманули, — жалко лепетала моя просительница, роняя слезы.

— Конечно, вас обманули, — грозно рычал я. — Но вы могли бы не поддаться обману, будь у вас хоть капля благодарности…

— О, пожалуйста, пожалуйста, мистер Тарб, я сделаю все, что вы скажете, только позвольте мне вернуться домой!

Настал момент выложить карты на стол. Я строго поджал губы и на мгновение замолчал.

— Все? — раздумчиво переспросил я, словно впервые слышал такие слова из уст малодушных перебежчиков.

Я позволил ей выплакаться, подождал, когда она просохнет и наконец поднимет голову и посмотрит на меня глазами, полными страха и мучительного ожидания. Когда я заметил, что в них мелькнуло что-то, похожее на лучик надежды, я милостиво кинул приманку.

— Возможно, у вас есть еще выход, — промолвил я и снова замолчал. Вернувшись к ее досье, я сделал вид, что еще раз внимательно его изучаю.

— О немедленном разрешении на выезд не может быть и речи, — наконец предупредил я.

— Я согласна подождать, — с надеждой воскликнула она. — Даже пару недель, если это необходимо.

Я саркастически рассмеялся.

— Недель? — Я покачал головой. — Эльза, — строго сказал я, — это несерьезный разговор. Ваш поступок невозможно искупить какими-то двумя паршивыми неделями отсрочки, или даже месяцами, если хотите знать. Вы заблуждаетесь. Забудьте все, что я вам сказал. В визе вам отказано.

И, поставив на ее прошении жирный красный штемпель «отказать», вернул его ей. А затем, откинувшись на спинку стула, стал ждать, что последует дальше.

Все было как обычно в таких случаях. Сначала шок, потом бурное негодование и ярость отчаяния, а затем, неуверенными шагами, словно слепая, она покинула мой