вечность. Это было странное состояние. Мысли роились в голове, словно назойливые насекомые. Они мелькали в глазах, жужжали над самым ухом, мешали сосредоточиться на главном. И от них нельзя было отмахнуться. Кто-то задавал Эрнсту вопросы и сам же на них отвечал. Этот тихий, монотонный голос рождал видения. Молодой человек слышал отчетливый скрип половиц в соседней, родительской комнате. Он видел, как качнулись тяжелые шторы, расшитые фантастическими цветами и драконами. А через мгновение его руки что-то коснулось. Легкий сквозняк. Сонное дыхание старого дома. Стылое прикосновение холода. Гигантская доисторическая рептилия, извиваясь всем телом, медленно шагала мимо кровати…

Это был самый страшный детский кошмар Эрнста Хельвига. Он приходил только во время сильной болезни. Когда мальчик метался в горячечном бреду, и по бледному лицу его катились крупные горошины пота. В такие дни мама всегда находилась рядом. Ее глаза были печальны, а ладонь сухой и прохладной. Отец подходил и выглядел озадаченным. Он присаживался на край кровати и сидел молча. Иногда возле Эрнста появлялось испуганное лицо младшего брата Вилли. На него строго шикали, и Вилли исчезал. В доме все говорили только шепотом, небольшие окна были задернуты плотными шторами. Всю ночь напролет на столе тускло мерцала свеча, а на стенах комнаты дрожали искаженные зыбкие тени…

«Что со мной? Я болен? Как я оказался дома? – сквозь непрерывный шум в голове Эрнст пытался размышлять. – Ведь это совершенно невозможно. Мой дом, моя семья – они так далеки отсюда, что встреча с ними теперь кажется сном».

Иногда мысли прояснялись, и Эрнст чувствовал, что вот-вот вспомнит что-то очень важное. Но снова и снова все тот же тихий, монотонный голос погружал его в пучину видений…

«Как выглядит холод? Он подобен ископаемому ящеру с длинным извивающимся телом. С маленькими неподвижными глазками. С острыми ледяными зубами, торчащими из приоткрытой пасти. Его движения медлительны. Поступь изогнутых когтистых лап тяжела и уверенна. Он никуда не торопится. Он равнодушен ко всему окружающему. Он не из этого мира. И повсюду, где бы он ни находился, его стылое дыхание отравляет воздух».

Эрнст сделал судорожный вдох и очнулся. Воздух в землянке был отравлен холодом. Молодой человек так закоченел, что не чувствовал собственного тела. Товарищи спали мертвым сном. Никто не пожелал встать и подкинуть дров в топку. Огонь погас, и самодельная печь остыла. Эрнст пытался вспомнить, кто сегодня дежурит по хозяйству. Кажется, это был Йохен Шаппер. Обычно он лучше всех справлялся со своими обязанностями. В чем дело, почему так холодно? Эрнст недовольно поморщился и стал звать Шаппера:

– Йохен! Какого черта?! Затопи печь!

От звука собственного голоса он окончательно пришел в себя. Перед глазами лежал снег. «Откуда в землянке снег?» – удивился солдат. Он попытался встать, но левое бедро пронзила такая сильная боль, что Эрнст вскрикнул. Он не мог понять, что происходит. Стараясь не шевелить ногой, молодой человек огляделся.

Землянки не было. Была ночь, и был лес. Голубоватый снег и черные стволы деревьев. Вдоль сугробов тянулись ломаные полосы теней. Пробивая еловые ветви навылет, ярко светила луна. Холодные звезды равнодушно помигивали в пустоте ночного неба. Снег искрился миллионами алмазных песчинок. Звенящая тишина и мертвенный свет создавали ощущение нереальности. Эрнст смотрел на все это в оцепенении. Сон продолжается?

И вдруг, разрушая безмолвный мир, на молодого человека обрушилась грохочущая лавина памяти. Подобно литерному составу она пронеслась сквозь него, ослепив сознание лентой недавних событий. Солдат в отчаянии обхватил голову и застонал. Вместе с памятью в тело вернулась боль, которая засела в левом бедре. Любое неосторожное движение превращало эту боль в пытку. Расцарапанное лицо саднило, руки и ноги окоченели от холода. Голова кружилась, волна за волной к горлу подкатывала приторная тошнота. Эрнст ворочался в снегу до тех пор, пока не оперся спиной о поваленный ствол дерева. Устроившись так и немного отдышавшись, он начал себя осматривать. Левая штанина маскировочных брюк от бедра и ниже пропиталась кровью. Снег в округе был усеян черными пятнами. «Я ранен! – первая осознанная мысль прозвучала в голове как приговор. – Теперь я истеку кровью или замерзну!» Эрнст Хельвиг посмотрел на окружившие его ели и тихо прошептал:

– Господи, помоги мне! Господи, не оставь меня! Господи, дай мне сил! – ему больше не к кому было обратиться.

2

Больше всего Эрнсту хотелось снова проснуться и понять, что все произошедшее случилось с кем-то другим. Еще вчера ему было как-то странно думать о своей смерти. Будущее виделось долгим, а в письмах к родным летели обещания скорой встречи. В душе крепла уверенность, что даже война не в силах лишить его возможности управлять своим завтра. Тяготы службы становились привычными. Эрнст уходил на боевые задания, нисколько не сомневаясь в их успешном завершении. Ощущение опасности притупилось, и походная жизнь начала обрастать обыденностью. Молодой человек строил планы и верил – с ним ничего не случится. Теперь все это осталось в прошлом. В непостижимо далеком вчера…

Короткий зимний день, едва набрав силу, быстро угасал. С востока его теснила угрюмая серая мгла, готовая перейти в массированное наступление по всему фронту. Чужой негостеприимный лес, заметенный декабрьскими снегами, еще не выглядел таким враждебным, готовым бесследно поглотить любого заплутавшего здесь. Но где-то в глубине его уже ворочался, пробуждаясь от сна, дремучий дух, не ведающий пощады к непрошеным гостям. Пробуя свои силы, он скручивал и сотрясал иссушенные морозом стволы деревьев. Поддавшись его воле, огромные ели по очереди со стоном обрушивали с себя лавины снега, поднимая в воздух клубы колкой ледяной пыли. Тишину промерзшего леса периодически нарушали протяжные скрипы, которыми вековые великаны оповещали друг друга о неслыханном вероломстве.

Под их кронами, вздрагивая обледенелыми боками, плутали в непроходимых сугробах две лошадки, вяло подгоняемые своими наездниками.

– Мы заблудились, Эрни, пока не стемнело надо поворачивать назад!

Йохен Шаппер, в зимних маскировочных штанах и куртке, был похож на необычайно распухшую мумию, с головы до ног обмотанную белыми тряпками. Толстый, покрытый инеем шарф, накрученный вокруг шеи, сковывал движения. Обращаясь к товарищу, ефрейтор поворачивался всем телом. Маленькой, приземистой лошадке Шаппера