1.

В Казани, как и в Москве, есть свой Арбат – знаменитая пешеходная улица Баумана. И кого только ни встретишь на ней! Маститые и начинающие художники готовы в считанные минуты нарисовать портрет любого прохожего. Иногда получаются забавные шаржи. Как-то раз я попросил выпускника художественной школы, зарабатывающего на хлеб созданием рисунков для туристов, запечатлеть на бумаге и меня. Недолго думая, мастер взялся за работу. Карандаш в его руке все время двигался так быстро, что, признаюсь, я стал даже сомневаться в успехе. Как оказалось, зря. Минут через десять паренек вручил мне мой портрет. На куске ватмана был изображен грозный борец сумо с моим лицом, который готовился к предстоящей схватке.

Помимо художников, публику на казанском Арбате развлекали многочисленные заводчики экзотических попугайчиков и любопытных обезьянок. Возле них всегда было много детворы. Взрослые, особенно иногородние и зарубежные туристы, не проходили мимо уличных музыкантов. Помню, как в 2018 году, буквально за пару месяцев до начала матчей чемпионата мира по футболу, местная полиция стала гонять этих певцов, барабанщиков, гитаристов. Ребята даже обратились за помощью в редакцию газеты «Московский комсомолец – Поволжье», где мне в ту пору довелось работать корреспондентом. Однажды я пошел с ними на улицу Баумана, слушал их выступление и готовил репортаж. Тогда все, слава Богу, обошлось. Музыкантам аплодировали и кричали: «Браво!». Ребята были счастливы.

А еще примелькалась на казанском Арбате бедно одетая старушка, передвигавшаяся с помощью костыля. Она брела в самую гущу людей, чтобы выпросить несколько рублей на хлеб. Правда, много лет я уже не видел эту женщину, но слышал о ее нелегкой доле от знакомых полицейских…

2.

– А-р-р! – каркнула на весь казанский Арбат скрюченная старушонка и, подняв над головой костыль, отчаянно погрозила вслед убегающей стае вороватых собак, попытавшейся было прошмыгнуть под высокие ворота Государственного Банка.

Избавившись таким образом от своих заклятых врагов, женщина побрела дальше. Воскресный день только начинался. Согретые лучами еще теплого августовского солнца, нехотя просыпались фешенебельные магазины, гостиницы и церковь Богоявления. Несколько человек с цифровыми фотокамерами о чем-то оживленно спорили на непонятном языке. Увидев одинокую старушку, они замерли и невольно поморщились. Брезгливость в этот момент можно было оправдать: неподвижное, коричневое лицо инвалида, изрытое глубокими желтыми морщинами, не только отталкивало, но и внушало суеверный страх, возникающий при виде мертвого человека…

Местные сорванцы-мальчишки, пробегавшие мимо по своим, только им одним ведомым делам, решили избавить иностранных туристов от лишних отрицательных эмоций и вмешались:

– Опять ты здесь, Баба-яга?! Сколько же можно тебя гонять? Проваливай скорее!

Старушка пролепетала что-то невнятное, но очень похожее на «ухожу, детки!» и поспешила прочь.

3.

Бабу-ягу звали Верой Петровной. Раньше она работала почтальоном в одном из городских отделений связи и, как все представители этой профессии, была бойкой, аккуратной и трудолюбивой. К пяти часам утра убегала на службу, убирала территорию перед почтой, иногда принимала всю корреспонденцию, сортировала ее по участкам и только потом отправлялась в долгий путь с сумкой наперевес, до отказа заполненной газетами, конвертами и деньгами.

Раз зимой, за несколько дней до наступления Нового года, Вера Петровна, озябшая и злая, вернулась с участка в контору. В светлом уютном помещении назревал скандал. Возле служащих, опираясь на костыли, стояла старушка в сером пальто и видавшей виды зеленой армейской шапке. Она, задыхаясь, попросила наполнить ее канистру артезианской водой, которую работники почтового ведомства могли потреблять в неограниченных количествах, в отличие от жителей окрестных улиц.

– Да поймите же, я – инвалид, мне нельзя обычную воду пить!

– Женщина, вам сто раз уже сказано: здесь государственное учреждение, а не дом престарелых и не богадельня какая-нибудь. Я вот работаю с деньгами, мне некогда, отстаньте! – зашипела на старушку заведующая почтой.

– А из почтальонов мне никто не поможет?

– Нет, все работники заняты!

Старушка мельком бросила взгляд на служебный вход. Там, толкая друг друга, толпились в предчувствии интересной сцены, которая бы дала повод провести день в сплетнях и осуждениях, почтальоны и уборщица. Видимо, им точно было некогда.

Вера Петровна по своей натуре была незлой и сердобольной женщиной, но сегодня, промерзшая до мозга костей, просто взбесилась, услышав слова старушки, схватила несчастную за локоть и вытолкала на обжигающий мороз… Бабушка посмотрела на почтальона печальными глазами и, ничего не сказав, побрела своей дорогой. А Вера Петровна вернулась на почту, посмотрела на себя в зеркало и отпрянула в страхе. Ее лицо сделалось мертвенно-бледным, глаза покраснели, рот как-то негодующе сжался. Почтальон усмехнулась, покачала головой и вернулась к остальным служащим.

А уже первого января разыгралась трагедия. Муж Веры Петровны, Аркадий, возвращаясь поздно вечером от знакомых, попал под машину, которая тотчас скрылась с места происшествия, оставив еще живого мужчину на белой холодной дороге. Если бы не трескучие морозы в эту ночь, если бы народ не продолжал праздновать Новый год и местность не была бы столь пустынной, то человек остался бы жив…

Но беда, как известно, никогда не приходит одна, а постоянно караулит нас, чтобы нанести удар в самое сердце. После похорон мужа Вера Петровна осталась жить вместе с сыном Алексеем, работавшим после окончания училища слесарем в домоуправлении. Природа щедро одарила молодого человека красотой, умом и силой.

Но летом того же злополучного года на участке Алексея прорвало трубу отопления. Кипяток бил гигантским фонтаном, размывая все вокруг. Аварийные работы пришлось проводить ночью, и Алексей, то ли поторопившись, то ли поскользнувшись, упал прямо в канаву с горячей водой.

Чуть не сошедшая с ума мать бегала по знакомым и незнакомым, чтобы отыскать доноров четвертой группы крови. Переливание сделали, но слишком поздно…

Снова похороны, да к ним разве привыкнешь? Денег у Веры Петровны не было, пришлось занимать у дальних родственников. А они, вернувшись с кладбища, заявили ей: