Вперед батюшки не положено! Что он про нас подумает?

Бабушка почему-то считала, что батюшку заботят другие люди. Если он и думал про нас, то только потому, что мы избавили его от нужды думать о том, где достать обед. Батюшка выпил водки, съел щи, попросил добавки, выпил компот, потом опять поднял рюмку, потом принялся за картошку с мясной подливой, потом взял пирог и попросил чай. Но бабушке было все равно. Бабушка была уверена – батюшка, может быть, и увлечен едой, но нет-нет, да и поглядывает за происходящим, все запоминает и потом на планерке с Господом припомнит неподобающее поведение в семье Ореховых.

Бабушка вообще очень серьезно готовилась к главному свиданию в своей жизни. Это то, которое с Богом. Сначала она его всеми силами избегала и ходила на встречи со всякими фокусниками и обманщиками: Кашпировским, уринотерапевтом и продавцом массажных целительных кроватей. Сейчас жизнь бабушки стала праведной, и в ней она делала все с особым усердием. Могла, например, простоять всю ночь на службе в храме, а потом прийти домой и упасть без сил. Бабушке было невозможно объяснить, что не обязательно так мучить себя, чтобы заслужить спасение. Но где счастливая жизнь без страданий, а где бабушка? Бабушки только для этого и рождены – если не отвечать за грехи своих родственников, то искупать их. Кажется, бабушка искупала грехи за всю нашу семью. И еще один, когда я встала из-за стола раньше, чем батюшка покинет поминки, брать на себя не хотела.

– Я, правда, пойду.

– Ц-ц-ц, – слова у бабушки кончились, остались только буквы. Она всегда так делала, когда хотела ругаться, но обстоятельства не позволяли.

– Не ругайся, я зайду к тебе в четверг.

– В четверг не приходи, я в баню пойду.

– Созвонимся.

Я встала из-за стола, бабушка на всякий случай опять сказала «Ц-ц-ц», потом вернулась к батюшке, чтобы отвлечь его своим вопросом.

– А если второе пришествие наступит тогда, когда Иисус придет на землю и всем будет рай, почему он не приходит скоро?

– Господь не приходит сейчас, потому что хочет, чтобы как можно больше грешников спаслись! Сгорят они все в аду во второе пришествие, – ответил батюшка причмокивая. – Девчата, может, чая? – батюшка подмигнул бабушке и протянул стакан.

Я подошла к гардеробу, взяла пальто и начала вытаскивать из его рукава шапку и шарф. В этот момент бабка, которая сидела на противоположном от бабушки краю стола, заметила меня и резко вскочила с причитаниями: «Ой, что ж то делается, Га-а-а-ля! Кто же ее такую у вас воспитал? Стой, куда собралась?!» начала перелезать через скамейку. Когда одна нога уже стояла на полу, а вторая только планировала к ней присоединиться, бабка взяла и поехала. Жижа, которую перестала вытирать уборщица, превратилась в лужу, а плитка под ней в каток. Бабкин сапог, который та зачем-то обернула в бахилу, уехал вперед, а сама бабка сначала завалилась на скамейку, потом перекатилась на ней и шлепнулась на пол. «Господи! – прокричала бабка, лежа на полу. – Из-за вас, грешников, мне покоя нет!». А потом закрыла глаза и как будто бы померла.

Григорий Черномордик. Мой Лиссабон

Я летел в самолете по маршруту Москва – Берлин, Берлин – Лиссабон. Билеты были куплены в последний день, и поездка обещала приключения. Сосед по креслу – немец – поглядывал на обложку моей книжки: Адольф Лоос «Почему мужчина должен быть хорошо одет». Название на немецком явно привлекало его. Мы разболтались – и я узнал, что он часто приезжает по работе в Москву. Он рассказывал про время падения берлинской стены и как тогда переживал за будущее. Бюджет Германии и ограничения в атомной энергетике явно тревожили его. Я посоветовал ему пару классных мест в Москве и взял его визитку – люблю это ощущение, что мир маленький, а все люди приятели.

В аэропорту Лиссабона долго не мог найти водителя такси. Наконец: «Sorry, are you Valentino?» И в ответ недовольное: «Valentino, Valentino…», и вот я уже в Португалии, несусь в столицу по хорошим дорогам. Как здесь все выглядит по-другому, совсем новая для меня часть Европы – жаркая и свободная.

Хостел оказался ужасной дырой. Я закинул вещи в тесный и душный номер, на верхнюю полку, и бросился на улицы. В два ночи по Rua da Rosa ходили толпы людей, в барах сидели португальцы и выпивали, крича и жестикулируя. Две красивые девчонки страстно целовались на мотоцикле. Я стоял на перекрестке и думал, как мне повезло оказаться в этом городе, бурлящем жизнью. Одно пиво, и я уже болтаю с ребятами – скейтерами, рассказываю им про Москву и чего жду от серфинга. Они удивляются, что я приехал так издалека – но простите, в моих краях нет океана под боком.

Всю ночь француз кошмарно храпел в комнате, и я проснулся совсем разбитый. Пришлось переехать в другой номер, и наконец можно гулять по городу. Я зашел в книжный магазин и купил сборник португальских стихов – с французским переводом, очень созвучным с португальским оригиналом. Камоэнс, Пессоа, Верде – что вы расскажите мне о Лиссабоне? Они говорят о морских открытиях португальцев, своей несчастной любви и старых временах в этих переулках и бесконечных лестницах. Я никого не знаю тут, но так хочется поболтать с кем-то, кто живет здесь. Так я познакомился с Фелипе – благодаря московской подруге, любезно связавшей нас. Мы обедаем в небольшом баре и пьем пиво. Он из Бразилии, но решил переехать в Португалию, поскольку язык и культура очень похожи. Фелипе фотографирует и занимается музыкой – у них своя группа с друзьями. Вот это жизнь! Он предложил мне устроить фотосессию и пофотографировал меня на фоне солнечного города, трамвайных спусков и разноцветных домов. Думаю, как иностранец, он отлично знает, как чувствует себя турист один в новом городе. Спасибо ему за компанию. Любезно предложив мне взять его скейт, Фелипе попрощался со мной – до скорого!

На площади Коммерции статуя Жозе I, который стоит спиной к арке в город и смотрит на океан. В 1755 году Лиссабон был почти полностью уничтожен землетрясением. Какой наш мир хрупкий и уязвимый! Я еще не бывал на набережной в городе прямо у кромки океана – удивительно. Оттуда на доске Фелипе я еду к музею архитектуры и технологий, созданному вместо старой электростанции. Изогнутые белые стены у воды – моим друзьям архитекторам бы точно понравилось здесь. И затем наконец первый раз добрался до пляжа – вода ледяная, только забежать и выскочить из-под волны. Я лежу на песке у Атлантики. Просто чувствую, что я жив и все могу.

Серфинг в Эрисейре был замечательный: сон, завтрак, серфинг, обед, серфинг, вечер и сон. Это моя формула, как заново полюбить жизнь. Дом с видом на океан, и каким – на все сто восемьдесят градусов ты видишь только воду! Кажется, что на горизонте в розовый