ног публики. А спустя ещё пару мгновений толпа зашлась неистовым, безумным рёвом. Рычали ремесленники и солдаты, голосили, задыхаясь, жирные купцы, визжали в экстазе богатые и бедные мещанки, что-то гулко сипели крестьяне, пуская слёзы восторга по своей бороде, бедняки и воры, отвлекшись от своего промысла, улюлюкали разными голосами и даже знатнейшие дворяне и яростно хлопали в ладоши, разинув рот, приветствуя великолепный удар и свершившееся событие. Старик стоял твёрдо, и только сейчас подобие улыбки посмело мелькнуть на его перекошенном напряжением лице. Он держал топор, его топор, который до сих пор мелкой вибрацией гудел в обессиленных, но застывших в мёртвой хватке, руках. Овации продолжались не один десяток минут, то затихая, то возникая вновь в разных скоплениях публики, пока не были окончены все завершающие процедуры, и счастливые охрипшие горожане не стали разбредаться по своим делам.

Пришла тёплая ясная ночь. Свет погасили, но довольно много горожан ещё проходило по улице, не опасаясь насытившихся за день воров и грабителей. Из трактиров слышались разухабистые песни, наспех сложенные бардами, прославлявшими сегодняшнюю церемонию. Старик крепким сном спал на своей тесной лавке, поджав ноги и подсунув жёсткий кожаный свёрток под голову. Рядом, оперевшись на стену, тщательно протёртые, вычищенные и смазанные стояли его боевые друзья – его топоры. Лицо старика было совсем расслабленно, но рука по обыкновению сжималась в жёсткий хват.

Он не знал, что всего несколько недель спустя к городу подойдут войска маркиза Бульони и барона Де Трюфели. После непродолжительной осады, войска мятежников возьмут город. Много жителей погибнет при штурме и во время уличных боёв. Но больше – будут пойманы и подвергнуты казни за оказание сопротивления. Город за три месяца почти обезлюдеет. Всё меньше радостных и ожидающих лиц можно будет увидеть на церемониях. Сами церемонии станут спешными и лишёнными всякой

торжественности. И даже непревзойдённое умение рубить головы станет не важным для притихших, напуганных горожан. Соорудят в городе специальную машину, которая позволит рубить по сотне голов в день. И головы будут кататься по опустевшим улочкам, с неузнаваемыми гримасами, не нужные никому, даже собственному телу. Старик не знал этого, да и не мог знать. Поэтому морщины на его лице почти разгладились, а благодушная улыбка застыла, предвкушая завтрашний день. А завтра опять будет солнце и тёплый летний дождь, работа в кузне, неторопливые беседы с его другом кузнецом, будут радостные и одобрительные крики толпы и его любимые топоры.