настолько, что не могла ни о чём другом думать и говорить. По ночам я плакала, жалея Олю в её сумасшествии. Иначе я не могла себе всё это объяснить, только, как сумасшествие, помешательство от любви. Муж не вникал в чужие проблемные отношения.
– Взрослые люди, как-то уж разберутся.
К 1 сентября Олина свекровь вызвала сына с Севера. Детей нужно было готовить к школе – одевать, обувать, покупать школьные принадлежности. Дети, как дети , легче переносят такие драматические ситуации. Стали жить с папой, учиться, на выходные ездить к бабушке, которая их очень любила и старалась баловать по- женски – вкусности, ласка, любовь, забота. И только однажды соседи слышали, как Олины дети , разговаривая о маме разошлись во мнениях. Старший сказал .
– Никогда её не прощу.
А меньший грустно добавил .
– А я бы всё простил. Лишь бы только она вернулась….
………
Узнать, что происходило в это время с кумой, мне посчастливилось лично. Однажды я встретила её в соседнем городе на рынке. Она торопилась на рейсовый автобус и, пригласив меня в гости, чтобы пообщаться поближе, написала адрес на клочке бумаги, рассказала, как и чем лучше к ней добраться. И я, преодолев все свои сомнения и протесты мужа , всё же поехала в гости к крёстной матери моего сына. Что мной двигало? Желание понять её. Если не простить, то хотя бы понять.
Эта поездка отняла у меня много моральных сил. Каждый шаг , каждое движение, каждое слово давалось мне с невероятным трудом. Я словно шла по минному полю – с одной стороны жалость, толерантность, сочувствие и нежелание обидеть сорвавшимся грубым словом или бестактным вопросом. С другой стороны – злость и обида за её детей сирот, принесённых в жертву новой или очередной любви. Выбрать золотую середину в общении с ней мне было очень сложно. Но я старалась.
Очень трудно описывать эту поездку. Вижу и помню всё до мельчайших подробностей , детали, взгляды, все мелочи – до отбитой ручки на чашке. И вместе с тем, внутренний ступор, не позволяющий реагировать адекватно на нашу, как оказалось, последнюю встречу. Но я всё же попытаюсь изложить, хотя бы кратко. Это необходимо для понимания того, что произойдёт позже.
Оля встречала меня на остановке автобуса , одетая в своё выходное платье , которое я ей когда – то давно помогала перешивать, сверху был одет Мишин , явно рабочий, пиджак, на ногах были обуты туфли растоптанные, грязные. Весь вид её был какой-то потерянный . Но она постаралась изобразить на лице радость и повела меня к себе в дом. Домом это облезлое строение можно было назвать с большой натяжкой. Барак, времянка. Внутри всё было ещё хуже – минимум мебели, грязные стёкла окон без занавесок, посуда , которую стоило выбросить, а не пить-кушать из неё. Выложив угощение и расположившись за столом , я задала вопрос.
– Как поживаешь, Оля, где Миша?
– Нормально живу, как видишь. Мишка на работе. У нас всё нормально.
Она отвечала вполне искренне. Но, при этом , не снимала в помещении пиджак. Причину я поняла спустя некоторое время. Оля была беременна. И почему то пыталась это скрыть от меня.
Мы пообщались до следующего рейса автобуса в город. Мишу я не дождалась, и Оля провела меня на остановку. Вся наша встреча была для меня, как какой-то сюр. Мы пили привезенное мной домашнее вино, закусывали моими угощениями, говорили ни о чём, явно тяготились обществом друг друга, но «протокол» приёма кумы ( меня) в гостях был выполнен полностью. На остановке мы обнялись и она сказала.
– Галь, у меня, правда, всё хорошо!
Я улыбнулась в ответ, села в подъехавший автобус и уехала. Я была бессильна изменить ситуацию. И от бессилия плакала всю дорогу домой.
……….
Прошло несколько лет. При встрече одна из обитательниц общежития вскользь обмолвилась, что Миша Новомлинский вернулся к жене и детям и снова живёт в общежитии.
– А Оля? Она где???
– Никто не решается спросить у него о судьбе твоей кумы.
Снова шок. Я не могла представить её жизнь с маленьким ребёнком в бараке с печным отоплением, с потрескавшимися стенами, трещинами в палец в полу и дырявой крышей. На тот момент я ещё не знала, что детей у неё уже двое, два мальчика. Как она сама могла там выжить? Чтобы не мучится вопросами , я отправилась к ней в гости, без приглашения. Муж мой, как всегда , был против поездки.
– Не лезь в чужую жизнь.
Однако жизнь кумы теперь не казалась мне чужой. Она, осуждаемая всеми, брошенная любовником с детьми на чужбине, без помощи, поддержки должна была понять, что её судьба не всем безразлична.
Приехав в село, я решительно направилась к Олиному дому. Но, подойдя к нему ближе, увидела, что окна его закрыты перекосившимися ставнями, крыльцо занесено снегом. По всему было видно, что в доме никто не живёт. Постояв в раздумьях несколько минут , я направилась к дому напротив. Его крыша виднелась за добротным забором, из трубы вился дымок. Наверняка, дома кто-то был и скажет мне хоть что-нибудь о её судьбе . Я сильно постучала в калитку. На громкий лай собаки с крыльца отозвался женский голос.
– Кто там гремыть? Кого надо?
Я объяснила, кто я и что ищу свою куму, которая жила напротив. Калитка открылась, за ней стояла женщина лет 55-ти, голова и плечи которой были укрыты большим пуховым платком, а на босых ногах были обуты резиновые калоши.
Увидев мой взгляд на её ноги, она улыбнулась.
– Так, не надо было так сильно в калитку грымать! Что успела, то й обула… Пойдём в дом, холодно тут беседы вести.
Мы вошли в просторный уютный деревенский дом. Топилась печка, пахло чем-то вкусным, о ноги хозяйки тёрся большой серый кот. Всё дышало покоем и умиротворением. Я почувствовала, что устала и голодная. Заметила это и хозяйка. Сняв платок ,она превратилась в красивую, голубоглазую, статную женщину средних лет. На красивом лице , кроме голубизны глаз, светилась ещё добротой лёгкая улыбка.
– Так , говоришь, Ольгу ищешь? Нет её, уехала в Россию к родителям.
– С малышом?
– Да… А второго похоронили… Меня Катя зовут, а тебя?
Увидев, что её слова поразили меня, она помолчала немного, вздохнула.
– Вижу, что ты, Галинка, ничего не знаешь… Давай пообедаем, а уж потом я тебе всё расскажу.
Рассказ Екатерины.
Мы рады были, когда дом напротив отдали приезжим. А то он без присмотра рушился и туда уже местные алкаши повадились лазить. Общаться с ними, мы особо не общались. Они держались осторонь, жили закрыто. Миша днями на работе, а Ольга по дому хозяйничала. Не очень управно, но как могла. Они словно скрывались от кого. Но я не лезла с расспросами. Один раз только зашла к
– Взрослые люди, как-то уж разберутся.
К 1 сентября Олина свекровь вызвала сына с Севера. Детей нужно было готовить к школе – одевать, обувать, покупать школьные принадлежности. Дети, как дети , легче переносят такие драматические ситуации. Стали жить с папой, учиться, на выходные ездить к бабушке, которая их очень любила и старалась баловать по- женски – вкусности, ласка, любовь, забота. И только однажды соседи слышали, как Олины дети , разговаривая о маме разошлись во мнениях. Старший сказал .
– Никогда её не прощу.
А меньший грустно добавил .
– А я бы всё простил. Лишь бы только она вернулась….
………
Узнать, что происходило в это время с кумой, мне посчастливилось лично. Однажды я встретила её в соседнем городе на рынке. Она торопилась на рейсовый автобус и, пригласив меня в гости, чтобы пообщаться поближе, написала адрес на клочке бумаги, рассказала, как и чем лучше к ней добраться. И я, преодолев все свои сомнения и протесты мужа , всё же поехала в гости к крёстной матери моего сына. Что мной двигало? Желание понять её. Если не простить, то хотя бы понять.
Эта поездка отняла у меня много моральных сил. Каждый шаг , каждое движение, каждое слово давалось мне с невероятным трудом. Я словно шла по минному полю – с одной стороны жалость, толерантность, сочувствие и нежелание обидеть сорвавшимся грубым словом или бестактным вопросом. С другой стороны – злость и обида за её детей сирот, принесённых в жертву новой или очередной любви. Выбрать золотую середину в общении с ней мне было очень сложно. Но я старалась.
Очень трудно описывать эту поездку. Вижу и помню всё до мельчайших подробностей , детали, взгляды, все мелочи – до отбитой ручки на чашке. И вместе с тем, внутренний ступор, не позволяющий реагировать адекватно на нашу, как оказалось, последнюю встречу. Но я всё же попытаюсь изложить, хотя бы кратко. Это необходимо для понимания того, что произойдёт позже.
Оля встречала меня на остановке автобуса , одетая в своё выходное платье , которое я ей когда – то давно помогала перешивать, сверху был одет Мишин , явно рабочий, пиджак, на ногах были обуты туфли растоптанные, грязные. Весь вид её был какой-то потерянный . Но она постаралась изобразить на лице радость и повела меня к себе в дом. Домом это облезлое строение можно было назвать с большой натяжкой. Барак, времянка. Внутри всё было ещё хуже – минимум мебели, грязные стёкла окон без занавесок, посуда , которую стоило выбросить, а не пить-кушать из неё. Выложив угощение и расположившись за столом , я задала вопрос.
– Как поживаешь, Оля, где Миша?
– Нормально живу, как видишь. Мишка на работе. У нас всё нормально.
Она отвечала вполне искренне. Но, при этом , не снимала в помещении пиджак. Причину я поняла спустя некоторое время. Оля была беременна. И почему то пыталась это скрыть от меня.
Мы пообщались до следующего рейса автобуса в город. Мишу я не дождалась, и Оля провела меня на остановку. Вся наша встреча была для меня, как какой-то сюр. Мы пили привезенное мной домашнее вино, закусывали моими угощениями, говорили ни о чём, явно тяготились обществом друг друга, но «протокол» приёма кумы ( меня) в гостях был выполнен полностью. На остановке мы обнялись и она сказала.
– Галь, у меня, правда, всё хорошо!
Я улыбнулась в ответ, села в подъехавший автобус и уехала. Я была бессильна изменить ситуацию. И от бессилия плакала всю дорогу домой.
……….
Прошло несколько лет. При встрече одна из обитательниц общежития вскользь обмолвилась, что Миша Новомлинский вернулся к жене и детям и снова живёт в общежитии.
– А Оля? Она где???
– Никто не решается спросить у него о судьбе твоей кумы.
Снова шок. Я не могла представить её жизнь с маленьким ребёнком в бараке с печным отоплением, с потрескавшимися стенами, трещинами в палец в полу и дырявой крышей. На тот момент я ещё не знала, что детей у неё уже двое, два мальчика. Как она сама могла там выжить? Чтобы не мучится вопросами , я отправилась к ней в гости, без приглашения. Муж мой, как всегда , был против поездки.
– Не лезь в чужую жизнь.
Однако жизнь кумы теперь не казалась мне чужой. Она, осуждаемая всеми, брошенная любовником с детьми на чужбине, без помощи, поддержки должна была понять, что её судьба не всем безразлична.
Приехав в село, я решительно направилась к Олиному дому. Но, подойдя к нему ближе, увидела, что окна его закрыты перекосившимися ставнями, крыльцо занесено снегом. По всему было видно, что в доме никто не живёт. Постояв в раздумьях несколько минут , я направилась к дому напротив. Его крыша виднелась за добротным забором, из трубы вился дымок. Наверняка, дома кто-то был и скажет мне хоть что-нибудь о её судьбе . Я сильно постучала в калитку. На громкий лай собаки с крыльца отозвался женский голос.
– Кто там гремыть? Кого надо?
Я объяснила, кто я и что ищу свою куму, которая жила напротив. Калитка открылась, за ней стояла женщина лет 55-ти, голова и плечи которой были укрыты большим пуховым платком, а на босых ногах были обуты резиновые калоши.
Увидев мой взгляд на её ноги, она улыбнулась.
– Так, не надо было так сильно в калитку грымать! Что успела, то й обула… Пойдём в дом, холодно тут беседы вести.
Мы вошли в просторный уютный деревенский дом. Топилась печка, пахло чем-то вкусным, о ноги хозяйки тёрся большой серый кот. Всё дышало покоем и умиротворением. Я почувствовала, что устала и голодная. Заметила это и хозяйка. Сняв платок ,она превратилась в красивую, голубоглазую, статную женщину средних лет. На красивом лице , кроме голубизны глаз, светилась ещё добротой лёгкая улыбка.
– Так , говоришь, Ольгу ищешь? Нет её, уехала в Россию к родителям.
– С малышом?
– Да… А второго похоронили… Меня Катя зовут, а тебя?
Увидев, что её слова поразили меня, она помолчала немного, вздохнула.
– Вижу, что ты, Галинка, ничего не знаешь… Давай пообедаем, а уж потом я тебе всё расскажу.
Рассказ Екатерины.
Мы рады были, когда дом напротив отдали приезжим. А то он без присмотра рушился и туда уже местные алкаши повадились лазить. Общаться с ними, мы особо не общались. Они держались осторонь, жили закрыто. Миша днями на работе, а Ольга по дому хозяйничала. Не очень управно, но как могла. Они словно скрывались от кого. Но я не лезла с расспросами. Один раз только зашла к