- 1
- 2
Генрих был четырнадцатым. Впереди он насчитал троих болонок, противно визжащих, огромного дога, пятерых дворняжек разных окрасов, каштанового спаниеля, уже знакомого бульдога и щенков. Его Данке, смирно и настороженно сидящая возле ног, оказалась самой старой и, к слову, самой некрасивой из всех. Но, несмотря на свою некрасивость, она вскоре свела знакомство с соседом-бульдогом и спаниелем, который с удивлением рассматривал ее слепой глаз.
Люди заходили в небольшое помещение, подгоняя своего питомца, и через несколько минут выходили с пустым поводком. Выходили, вздыхали. Девушка, которая принесла самую визгливую болонку, вышла, рыдая. Генрих не хотел дрожать, но дрожал. Руки у него холодели, и даже судорожно сжимаемая петля поводка не давала тепла. Он не хотел думать, что ведет Данке на смерть, и почти на нее не смотрел.
«Молодой человек, а не хотите продать собачку?» – спросил сладкий высокий голос.
Неизвестно откуда взявшийся полный человек в шляпе подошел к Генриху со спины и стал умиленно разглядывать Данке. Тот вздрогнул, повернулся и увидел семь собак, которых этот господин держал за семь разных поводков. Данке, напугавшись, отпрянула и спряталась за Генриха. Тогда человек спросил снова:
– Собачку, говорю, не хотите продать? Хорошая сумма, быстрый расчет. Прелестная собачка, что вам долго стоять? А мне она очень даже нужна.
– Зачем нужна? – заворожено спросил Генрих, глядя на поводки.
– В цирке научу выступать, – сказал человек и расхохотался. – Хорошая собачка.
У Генриха по спине пробежал колючий холод. На секунду сознание прояснилось, и ужас с силой ударил по голове:
– На мыло? На живодерню?
– Фи! Очень поспешный вывод, молодой человек. Почему сразу живодерня? Мыло какое-то… Я вам просто сказал, что у вас хорошая собачка, хочу у вас ее купить. Почему вы сразу так нервничаете?
– А не надо заставлять меня нервничать! У вас на лбу написано, чем вы занимаетесь. Вы живодер!
– Заметьте, мы с вами стоим в одной очереди.
– Я со своей собаки шкуру снимать не позволю!
– Но вы готовы ее усыпить, – произнес человек, подмигнув Данке. – Бесплатно. Я же вам предлагаю деньги. Мы идем к одному исходу разными путями, вот и все. Вы выбрали такой. Похвально, что вы нашли в себе мужество…
– Вы ничего не знаете, – опустил голову Генрих. – Отстаньте от меня.
– Глупый юноша, – хихикнул человек, – деньги ведь не пахнут.
– Я не хочу, чтобы они пахли кровью моей собаки.
– Вы выбрали ее смерть сами. Она ее не выбирала…
Генрих опустился и взял Данке на руки:
– Вы уговариваете меня убить мою собаку? Вы в своем уме?
– Кто вас уговаривает? Вы уже сами себя уговорили. Я лишь предлагаю деньги.
– А что вы ко мне прицепились? Очередь большая, идите вон, глядите.
– Просто вы назвали меня живодером, хотя по сути сами являетесь им. Я это вижу сейчас, здесь, своими глазами. Это все видят. А вы, к примеру, не можете до конца быть уверены, что я этих чудесных песиков веду не цирк.
– Вы ведете их на живодерню!
– Докажите. Вы судите по лицу?
– Да. У вас мерзкое лицо.
– А у вас нет, хотя вы живодер.
– Я не живодер.
– Докажите, – человек наклонил голову и улыбнулся.
– Не собираюсь я вам ничего доказывать. Кто вы вообще такой?
– Вы считаете, что я живодер, пускаю собак на мыло. Но так ли это?
– Да прекратите…
Хозяин бульдога взмахнул руками:
– Ой, да оставьте вы эти разговоры. У меня пухнет голова от вас. Я здесь уже неизвестно сколько стою, а у меня, откровенно говоря, опущены почки. Мне нельзя. Заберите моего, что ли, – он протянул поводок человеку, и собак у него стало восемь. – Мне надоело уже вас слушать. Обоих.
– Сколько желаете за собачку? – ласково спросил человек.
– Знаете, нисколько. У меня адская боль в пояснице.
***
Генрих вернулся домой один. На пороге его встретил Курт. Он увидел поводок, отсутствие собаки и заплакал, хотя до этого всеми силами хотел сдержаться.
– Дурак! Дурак! Зачем ты так сделал? – стуча кулачками по груди брата, кричал Курт. – И где твоя куртка? Всю кровью заляпал, да? Это же наша собачка! Наша Данке!
– Вот и будешь ходить к нашей Данке, я место нашел, – Генрих схватил Курта за руки и приподнял, как обычно он делал, что успокоить его. – Я все сам сделал, ты бы опять набедокурил. Пошли, там недалеко. Хоть каждый день там сиди, – он помолчал. – Кто-то ведь должен был это сделать.
– Я больше никогда не буду разговаривать. Ни с кем из вас! И вообще! Понятно тебе?
И Курт перестал говорить. Молча шел за Генрихом, стараясь не всхлипывать. Могилка Данке должна была находиться на пустыре, где они играли с Гансом и Йоахимом в войну.
Их шалашик. Рядом – разбитый ими лагерь и импровизированный штаб. В землю вбита по рукоятку лопатка. «Под ней Данке», – Курт остановился, как вкопанный и стал неотрывно смотреть на землю перед собой.
– Ты дурак, Курт, – сказал Генрих. – Если ты не будешь разговаривать, то как же ты ее позовешь? Ну, иди тогда ко мне!
И из шалашика, запинаясь об собственные лапы, выскочила старенькая, одноглазая, смешная помесь бигля и болонки с рыжим пятном на животе.
В оформлении обложки использована фотография с https://www.pinme.ru/pin/50328c1abf04703707000168/
- 1
- 2