справляться с таким нехитрым делом сам.

Он обогнул дом, зашёл за угол и, поднявшись по разбитому крыльцу, постучал в хлипкую дверь, а затем толкнул её. Харуун попал в такое же помещение, как и у него наверху, разве что немногим побольше. Посередине комнаты стояла такая же печь, на которой кипел котелок, а у котелка хлопотала смуглая женщина в подоткнутой под брючный ремень рубашке. Была в комнате и ширма, отгораживающая от общего пространства постель, где спали обитатели дома.

– Привет, Офелия! ― громко поздоровался Харуун. Женщина вздрогнула и обернулась, в руке у нее был нож, который она точила о камень.

– Харуун! Доброй воды, ― ответила она, ― я думала, это Йен вернулся.

– Я его встретил, ― сказал Харуун, ― зашёл спросить, ты получила разрешение?

– На что? ― не поняла Офелия. ― А, на курицу? Конечно да, спроси Леа, она подтвердит, у неё всё записано.

– Ну тогда ладно, я просто уточнить, ― сказал Харуун. Ему было неловко, что он спросил, теперь получалось, что он подозревал Офелию в нарушении. Мог бы действительно зайти к Леа, ведь контролировать её как входило в его обязанности.

– Ничего, ― ответила Офелия. ― Ты сегодня будешь на суде?

– Куда я денусь, и на принятии в ученики буду, ― ответствовал Харуун. ― Ну, хорошей тебе воды.

– И тебе! ― откликнулась Офелия, возвращаясь к своему занятию. ― Увидишь Йена ― скажи, чтобы не баловал, а то задница отведает ремня.

Харуун кивнул и вышел.

– Мать с тобой слишком строга? ― спросил он Йена, который играл в охотника, подкрадываясь к успокоившейся было курице.

– Это пройдёт, когда я съеду, ― серьёзно ответил Йен.

– А ты уже собрался?

– Пока нет, но скоро. Я уже большой. И дом себе присмотрел. Ты слышал, что Шуша сегодня съедет?

– Не слышал, а что, она говорила?

– Она давно всем говорила, ты где был?

– Считал курс муки к курсу металла, ― признался Харуун, почёсывая в затылке. ― Ладно, нужно будет зайти к ней и поздравить. Пока, я побежал, хорошей воды!

Он отворил калитку ― шаткую часть заборчика, кое-как подвешенную к остальному забору, и вышел на улицу, минуя кусты, сидящие возле.

Улица была широка, Харуун знал, что она по ширине повторяла ту улицу, которая проходила здесь раньше. Чтобы дойти до противоположной её стороны, нужно было пересечь сначала пешеходную и проезжую часть. Там можно было беспрепятственно ходить и там вполне могли разминуться две запряжённые свиньями повозки. Затем ― миновать центральную часть, где были устроены длинные огороженные грядки, потом опять пройти по пешеходной части и той, что предназначалась для проезда ― и только тогда можно было упереться в забор соседей напротив.

Дома на всём протяжении улицы были двух или трехэтажными, со скособоченными крышами и покосившимися трубами. Построенные из старых кирпичей снизу и новых вверху, из кусков старых зданий, они порой теснились, налезая друг на друга. Между ними часто зияли зазоры, и через некоторые из них даже при желании взрослый человек не мог бы протиснуться. Дома стояли по пять, по шесть, по восемь на том пространстве, которое в прошлые времена, как гласили скудные сведения, занимало одно здание. Теперь же былое величие померкло и все уменьшилось ― и дома, и обжитое пространство, и человеческое могущество, и отведённый человеку срок жизни.

Первым, на кого король наткнулся на улице, был огородник Пелле. Он сидел к нему спиной и возделывал грядку с морковью.

– Уже трудишься? ― доброжелательно спросил Харуун, подавив желание пройти мимо. Пелле дёрнул плечом, не глядя на него. Он ещё обижался на короля за отказ в прошении о переселении.

– Не стоит тебе сердиться, ― сказал Харуун, когда молчание слишком уж затянулось, а стоять как дурак было уже совсем неловко. ― Сам знаешь, что нельзя.

– Летти тяжело ко мне ходить, ― глухо отозвался Пелле, ― там в горку.

– Так ты к ней ходи, ― предложил Харуун, хотя знал, что говорит только из вежливости, ведь всё и так уже было решено.

– Куда уж! Сам знаешь, как она живёт, с двумя детьми, никто ещё не съехал. Предлагаешь нам любиться на полу на глазах у детей?

– Пошлите их куда-нибудь! ― не выдержал Харуун. ― Почему на меня обижаешься? Не я устанавливал правила.

Пелле выпрямился, посмотрел с прищуром, по его бородатому красному лицу тёк пот.

– Не ты. Но ты подумай, что надо сначала выполнять ― дух закона или букву?

Харуун смолчал, и так понимая, что все знают ― он слишком мягкотелый, норовит войти в положение каждого, а отказав, начинает мучиться и думать, правильно ли сделал.

– Что плохого, что жене будет ближе ко мне ходить? ― продолжал Пелле, размахивая тяпкой. ― Не станем же мы с ней под одной крышей ночевать, в самом деле!

– Зато ночевать ты собрался через пять домов от её. Так дело не пойдет, ― рассердился Харуун. ― Иди и подавай на меня в суд, если думаешь, что я неправильно решил. И Трейвендес тебе скажет, что ты неправ! То и есть дух закона, как ты говоришь: всё ради нашей безопасности!

Пелле в последний раз махнул рукой, собираясь было вернуться к своей работе, но в этот момент на них с Харууном налетел Эндрю Тилен, низкорослый и бодрый старичок сорока двух лет, на ходу чем-то перекусывающий.

– Харуун, как хорошо, что я тебя встретил! ― воскликнул он, щеря в улыбке беззубый рот. ― А ты отстань от него, бездельник, ишь чего удумал, законы не для того писаны!

Он схватил Харууна под локоть и оттащил в сторону.

– Что случилось? ― спросил тот, уловив его тревогу.

– Ведь Нэм и Энни не вернулись ещё! ― прошептал Эндрю ему на ухо.

Харуун мгновенно подобрался, и всякие разговоры о допустимости или недопустимости для мужа и жены ночевать в такой опасной близости друг от друга сразу выскочили у него из головы.

– Да ты что! ― тихо воскликнул он. ― Ведь Хана уже рассвет пробила!

– Им же под землёй не слышно, ― философски сказал Эндрю. ― Но они всегда вовремя возвращались. А сейчас что-то нет их и нет. Светили в провал, а всё равно. И верёвка не шевелится.

– Не поднимай шума, ― распорядился Харуун. ― Просто позови к провалу Эндел, Брайана и Вольтара, я буду там. Всё понял?

И, не послушав, что ответил ему Эндрю, он бросился бегом по улице.

Харууну, тренированному и закалённому трудностями, не составило труда добраться до провала, где уже собрались люди, тщетно вглядывающиеся в