Задача «догнать и перегнать Запад» не оригинальна в российской истории. Этим ложным путем двигался и Н. С. Хрущев, реформы которого были изначально обречены, поскольку в идеократической стране он провозгласил чисто материальную цель, подменив высокое бюргерскими идеалами потребления. Добровольно отдавая лидерство в сфере культуры и идеологии, Россия неизбежно со временем должна была пересесть в прицепной вагон, следующий в экономике и геополитике в арьергарде англосаксонского Запада.
Глава 8
Россия в поисках себя
В начале 1990-х годов российские обществоведы приступили к самобичеванию, подключив к процессу самоистязания все общество. Россия проклинала прошлое, забыв о предостережении Ф.М. Достоевского, прозвучавшего в «Бесах»: «Кто проклянет прошлое, тот уже и наш». Мы отказывались от самих себя, от своих традиций и ценностей, забыв о долге, морали, патриотизме, чести и достоинстве. Мы наконец-то порывали с проклятой деспотией, азиатчиной и вступали в ряды цивилизованного человечества, то есть Запада, который призывно манил россиян обществом потребления, массовой культурой, джинсами, жевательной резинкой, вседозволенностью и одновременно правами человека.
«С одной стороны, Запад находится на вершине своего могущества, а с другой, и возможно, как раз поэтому,– среди не западных цивилизаций происходит возврат к своим собственным корням. Все чаще приходится слышать о «возврате в Азию» Японии, о конце влияния идей Неру и «индуизации» Ближнего Востока, а в последние годы и споры о вестернизации или русификации новой России. На вершине своего могущества Запад сталкивается с не западными странами, у которых достаточно стремления, воли и ресурсов, чтобы придать миру не западный облик»,– подчеркивает С. Хантингтон.
Российский политический истеблишмент и бизнес-элита все еще заражены вирусом западофилии, американозависимости. Азиатчину, тиранию и деспотизм российское общество решительно отвергает. Так ли страшен азиатский деспотизм? Может быть, мы снова оказываемся в плену стереотипов, ложных представлений, становимся игрушкой в руках манипуляторов сознанием, громогласно разделяющих мир на цивилизацию Запада, основанную на священной частной собственности и правах человека, либеральной демократии, и традиционного дикого средневекового отсталого Востока, представленного режимами-изшями Ирана, Сирии, коммунистическо-капиталистического Китая и др.
Как отмечает Н. С. Трубецкой, Русь усвоила всю «технику монгольской государственности, прежде всего монгольскую «систему управления». Возникает закономерный вопрос: если система, навязываемая чужеземными завоевателями, абсолютно чужда, может ли она быть усвоена? В соответствии с концепцией сопротивления культур Ф. Броделя, чем выше давление чуждой культуры на автохтонную традиционность, тем выше сопротивление ей, тем отрицательнее результат воздействия.
Русь же легко перемолола татаро-монгольскую политическую культуру, в результате чего возникла комбинированная политическая система как результат исторического синтеза культур. Монгольская государственность стала зданием, возведенным на древнеполитарном фундаменте Киевской Руси, логичным продолжением развития русской государственности. Потому так легко и была усвоена. Как писал Г. В. Вернадский: «Прямо или косвенно монгольское нашествие способствовало и росту абсолютизма и крепостничества».
Широко известно методологическое подразделение мировых процессов и истории цивилизаций на центр и периферию, колонии и метрополии. Периферия обречена на догоняющее развитие, а колонии—на обслуживание метрополий. В центре проживает «золотой миллиард» человечества, на периферии— все остальные, обязанные создавать комфортные условия существования центру. Реакцией на периферийный капитализм и стали прокатившиеся почти одновременно в странах периферийного капитализма в начале XX веков России (1905- 1907), Иране (1905-1911), Османской империи (1908-1909), Китае (1911-1912), Мексике (1911-1917) революции, направленные против диктата Западного центра, которые правильнее и точнее называть национально-освободительными. Заключительным аккордом этих антикапиталистических выступлений (не уверен, что корректно употреблять термин «социалистическая революция») стала Октябрьская революция 1917 года.
Процесс, свершившейся в начале 90-х годов прошлого века в России, никак не подпадает под характеристику революции. Это была контрреволюция, отказ от собственного пути, выбор в пользу периферийного капитализма. И нет ничего удивительного, что США и Запад выстраивали свои отношения с РФ в 1990-е годы именно по принципу «метрополия—колония». Ситуация начала меняться лишь в начале 2000-х годов.
Контрреволюционная элита, захватив власть и разрушив СССР, прежде всего присягнула на верность Западу. Вопреки расхожему мнению, именно из уст советского лидера Горбачева, а не апологетов американского мессианизма прозвучала фраза об установлении в мире «нового мирового порядка». А помощник М.С. Горбачева Г.Х. Шахназаров (отец К. Г. Шахназарова) в 1991 году призывал к созданию единого мирового правительства, естественно, под эгидой США на базе ООН.
После распада Советского Союза новые российские экономисты начали столь ретиво и истово строить капиталистическую экономику под присмотром МВФ и МБРР, что их действия испугали даже американских советников. В 1991 году к М. С. Горбачеву обратилась с «Открытым письмом» группа из 30 американских экономистов (включая трех лауреатов Нобелевской премии по экономике – Ф. Модильяни, Дж. Тобина и Р. Солоу). Они предупреждали, что для успеха реформ в СССР надо сохранить землю и другие природные ресурсы в общественной, государственной собственности (то есть сохранить политарную систему, внеся в нее инновации). На их письмо просто не обратили внимание.
Глобализация включает в себя два уровня: мировой и региональный. Второй уровень, включающий в себя специализацию регионов в рамках всемирного разделения труда, является самым значительным. США выступают в роли потребителей товаров и финансов, то есть потребляют результаты глобального процесса, фактически не внося в него (кроме включенного печатного станка) никакого позитивного вклада. Как отмечает французский историк и социолог Э. Тодд в научном бестселлере «После империи. Pax Americana— начало
