Каждый день я снова и снова открываю свои бессмысленные, пустые глаза. Именно так они выглядят со стороны, когда, изредка, сестра подносит зеркало к моему осунувшемуся, заостренному лицу.

Я лежу на своей кровати и одновременно тяжким грузом на плечах родных вот уже несколько лет. Квартира у нас небольшая – поэтому младшая сестра живёт со мной в одной комнате. Когда я попала в аварию, ей было всего двенадцать, и она очень тяжело переносила мою утрату. Говорю так, как будто уже умерла, и это в какой-то степени правда: я превратилась в обездвиженное тело, способное лишь моргать, двигать зрачками и произносить перекошенным ртом нечленораздельные звуки. Самостоятельно поворачивать голову не могу – поэтому вижу только то, что попадает в мое периферийное зрение, ну и, конечно, потолок. Я очень благодарна своей семье, что поблизости нет зеркала – это окончательно бы добило меня. Зато над кроватью сестры висит плакат с какими-то корейцами, похожими на фарфоровых кукол. Иногда я так долго пялюсь на них, что моя сестра решает, будто я хочу послушать песни. Тогда она включает музыку, видимо этой группы, и начинает танцевать рядом с моей кроватью. Я, конечно, снисходительно отношусь к некоторым выходкам сестры: например, смирилась с тем, что она доросла до моей одежды и, пока я наблюдаю за ней покосившимся глазом, теперь крутится в ней перед зеркалом. Но что-что, а на этот плакат при ней больше не смотрю.

Как-то раз, когда я одиноко лежала в своем углу, услышала голоса из кухни: мама варганила ужин, а сестра помогала ей. Вскоре начали доноситься отчетливые запахи разных продуктов, которым предстояло стать каким-то блюдом. Тогда я придумал игру – угадывать по запахам, что готовится в этот раз. Однако, часто эти засранки успевали произнести вслух название блюда, и вся игра шла насмарку.

Но в этот раз меня не проведешь – этот запах я не спутаю ни с чем – они явно варили кисель.

– Интересно, ей понравится? – спросила сестра маму, когда они уже почти доварили этот вязкий напиток.

– Надеюсь, да. Мы ведь не можем знать, о чем она думает, – явно с улыбкой, это чувствовалось по голосу, ответила ей мама.

Ох, если бы вы только знали, о чем я думала тогда. Ягодный запах киселя настолько окутал меня, что я была почти на сто процентов уверена, главный ингредиент – это клюква. И вот, я закрываю глаза и понимаю, все происходящее – нереально. Казалось, будто на самом деле я не парализована, а просто увязла в очень густом и сладком напитке. Конечно, я не могу чувствовать ни рук, ни ног, ведь они утоплены в розово-красной гуще. Так я продолжала дрейфовать в неподвижном состоянии, пока не поняла одну вещь – мои конечности потеряли свою форму, они срослись с телом, поэтому я их не чувствую. Да, теперь мое тело приобрело форму шара, круглой красной ягоды. Я и есть клюква: такая кислая внутри, наполненная едкими мыслями и неприязнью к этому миру, даже хорошо, что я плаваю в этой субстанции, так я кажусь миру слаще.

Видимо, мои размышления заняли около часа, так как в доме все стихло. Я напряглась, начиная прислушиваться. Ни шороха – как, они оставили меня одну? Стало жутко одиноко и обидно, разве они не понимают, КАК мне здесь плохо? А если что-то случится, ну например, затопят соседи сверху и капли потекут с потолка прямо мне на лицо? А может, начнется пожар, и я сгорю тут вместе с этими кукольными корейцами как ненужный ветхий хлам. Сердце начало стучаться быстрее, подступила паника.

Но тут из соседней комнаты раздался приглушенный смех сестры, выдохнув, я начала потихоньку успокаиваться. Правда, спокойствие моё длилось не долго – вместе с её смехом я расслышала голос какого-то паренька. Так, стоп, она привела дружка, пока никого нет дома? Ну, я не в счет.

«Маленькая дрянь, тебе же всего четырнадцать… а, нет, уже шестнадцать. Все равно, рано ухажёров притаскивать», – хотела сказать я, но издала лишь громкое мычание. Смешки затихли, раздался топот ног, в дверном проеме кто-то появился.

– Что случилось? Тебе плохо? – спросила невинным голоском испуганная сестренка.

Я продолжала яростно мычать.

– Что с ней? Это и есть твоя сестра? – подал голос гнусный растлитель.

– Да, она болеет, – приближаясь к моей кровати, ответила она.

Сестра начала протирать мой лоб и поправлять одеяло. Я замолчала, но всё еще раздувала ноздри. И тут резко две жилистые наглые руки обхватили сзади ее талию и утянули от кровати. Кажется, они начали обниматься, вскоре послышались звуки поцелуев. Это окончательно вывело меня из себя, я отчаянно начала издавать яростно-мычащие звуки, одному только Богу известно, какими ругательствами я покрывала эту парочку в тот момент.

Вдруг, все потемнело, я услышала запах сладких ванильных духов – сестра бросила мне на лицо свою футболку! Это было последней каплей, моей злости не было предела. Наверное, в тот момент я была похожа на злой картофельный клубень, который постепенно зеленеет на солнце. Футболку она, конечно, потом, виновато улыбаясь, сняла, но я решила не разговаривать с ней с тех пор. Ну, в смысле, не мычать и не моргать ей в ответ, когда она ко мне обращается. Сестра быстро смекнула, что к чему, но, сколько бы она не извинялась и не крутилась возле меня, я оставалась непреклонной.

Маме все это показалось странным, но маленькая плутовка так и не призналась ей в своем грешке. Отныне, я решила «общаться» только с мамой. Теперь она приходит и рассказывает мне всякие вещи из моей прошлой жизни. Жаль, что я не могу ответить, но мне кажется, она намеренно никогда не говорит ничего плохого. «Всем тебя очень не хватает, твои друзья постоянно спрашивают, как твое здоровье», – кормя меня через трубочку, говорит мама. Выглядит это глупо, но я ведь не могу сказать ей, что они не приходили ко мне уже три года, наверное ждут, когда я позвоню и приглашу их на чай. Да и друзьями я не могла никого бы из них назвать, поэтому не хочу слушать эти сказки.

Кстати, о сказках. Несколько дней назад мама сообщила, что у нас новые соседи. У них есть сын – некий мальчик Дима десяти лет, который хочет навестить меня.

«Ну вот ещё? – подумала я, – чтобы какая-то сопля потом рассказывала всем в школе, что живет по соседству с мумией?» Я понимала, что кому, как ни детям, интереснее всего попялиться на живой труп, чтобы пощекотать свои нервишки. Я моргнула два раза – это означало отрицательный ответ. После мама еще несколько раз начинала разговор на эту тему, но мое решение оставалось прежним. Бедная женщина думает, что соседский сынок из жалости решил