разговоры. Его не покидала мысль о неизбежной гибели всего, что его прежде окружало. Будто птенцы, которые научились летать, они должны были покинуть гнезда родителей, готовясь отстроить в будущем свои из веток и прутьев. Хотелось остановить время на мгновение и провести еще пару дней в солнечной Москве, которую можно было обойти и обойти.

На Воробьевы горы они взбирались больше часа. Тем приятнее было вдыхать чистый воздух, дыша полной грудью и рассматривая массивные деревья, тем интереснее было взирать после долгого подъема на весь город, лежащий на ладони. Как в детстве, они радовались и искренне улыбались, видя, как несутся машины, проплывают теплоходы и набирают высоту самолеты. Солнце продолжало согревать их, «отрабатывая» за дождливый и мрачно-прохладный июль. Он сфотографировал ее, а она его. Большое количество сделанных фотографий явились и продолжают являться воспоминаниями и по сей день.

Он вернулся в вагон. Брюхатые пассажиры также ввались, занимая свои места. Старик-сосед быстро задремал, раздвинув широко свои ноги и смущая девушку, сидевшую рядом с ним. Впереди них расположилась мать с годовалым ребенком, которого она опекала и оберегала от всякой напасти. Разошлись еще несколько подростков, женщина лет сорока в экстравагантной шляпе прошлых веков, грозная бабка, которая есть в каждом общественном месте, вечно жалующаяся и вечно причитающая. Поезд вновь тронулся, и лишь теперь он прикрыл глаза, готовясь немного отдохнуть. Они ехали очень быстро, и уже через каких-то полтора часа пребывали к родному городу. За полчаса до полной остановки он разбудил ее, прикоснувшись к ее горячей руке.

– Что? – опешила она, сонно хлопая глазами.

– Скоро будем. Позвони маме.

– Дай попить, пожалуйста.

Она испила воды из его бутылки, которая успела разогреться за время их следования. Медленно и немного неуклюже она набрала номер матери и сообщила, чтобы она выезжала. Девушка приводила себя в порядок, смотрясь в личное зеркальце. Он же не решался поговорить, мялся, подбирая нужные слова. Лишь в последние пять минут он заявил:

– Ты уверена? Ты точно уверена?

– Ты о чем? – удивилась она, расчесывая волосы.

– О поступлении. Не слишком далеко?

– Уже ничего не решить. Прием документов закончен. К тому же я точно знаю, чего хочу.

– Буквально месяц назад ты хотела пропустить год. К чему же все это?

– Не знаю. Что- то изменилось за последние недели. Не могу сказать. Мы останавливаемся, чувствуешь?

Она ловко перевела тему разговора. Он лишь грустно вздохнул, стараясь при этом максимально держать лицо. Вскоре их забрала ее мама, что интересовалась, как, мол, и что. Говорила в основном девушка, делясь впечатлениями и эмоциями. Он лишь проводил пальцем по стеклу, рисуя забавные рожицы. Шел страшный ливень, которого они не видывали очень давно. На следующий день все начали собирать вещи и готовиться к переезду. Она улетела в начале сентября, он же к тому времени уже начал учиться, привыкая к новой студенческой жизни. Шли дни и недели, а общение их медленно и неуклонно сходило на нет. Сами того не заметив, они перестали общаться. Уже не помня из-за чего, уже не помня последние слова, последнюю тему разговора, они жили, ища свой путь и достигая собственных ясных или не очень целей. Лишь недавно мы познакомились с ним по воле случая во время работы. Мы были некоторое время коллегами, готовились издавать его книгу. Как-то вечером за бутылкой хорошего вина и французским сыром он поделился со мной этой историей. Уезжая в другую страну на следующее утро, он попросил лишь об одном: «Не называй имен. Напиши хорошую сказку».

Так и произошло. Что стало с ним после, я не знал и не знаю по сей день. Кто-то сказал, что он продолжил издавать собственные мемуары за границей, а некто пустил слух о его алкоголизме и зависимости от веществ. Где же та девушка, с которой они оба ездили в Москву в последние августовские дни, не знает никто, кроме этой самой девушки.