— Бинго.

— Серьезно! — рассмеялась Стейси, когда они вышли на улицу. — Я не могу этого объяснить. Он жутко умный, но в детстве был очень тихим. Кажется, я ни разу не слышала, чтобы он говорил, хотя и ходила с ним в школу с третьего до выпускного класса. Он никогда не вступал ни в какие клубы или команды, или что-то в этом роде. Марси Макинтош клянется, что однажды с ним спала, и ходили слухи, что он избил какого-то парня за то, что тот его дразнил, но, по-моему, это единственное нормальное, что мне доводилось о нем слышать.

Эмма ничего не ответила, просто подумала над тем, что только что услышала. Итак, этот персонаж по имени Чёрч крайне неразговорчивый, очень умный, и ведет себя, пожалуй, как типичный парень.

«В пригороде все такие чудные. То, что нормально, им здесь кажется странным».

— Не забудь, — проговорила Стейси, открыв машину и придерживая дверь. — Сегодня вечеринка. Ты обещала.

— Я ничего не обещала. Я сказала, что постараюсь.

— Для меня это почти одно и то же. Да ладно, будет весело. Я веселая, клянусь тебе. Позвони мне, если тебя нужно подвезти!

Стейси пробормотала свой номер телефона, затем уселась на свое место и, помахав Эмме на прощание, завела машину.

«Почему ей хочется со мной дружить? Разве она не видит, что я не такая, как она?»

Позднее, дома, мать Эммы жутко обрадовалась, услышав, что ее дочь собирается вечером куда-то сходить.

— Вечеринка, как замечательно! Жаль, что ты не можешь жить в общежитии, — заметила она, многозначительно посмотрев на Эмму.

Удивительная стипендиальная программа Джерри не покрывала расходы на проживание.

— Не волнуйся, Марго, — усмехнулась она в ответ. — Меня скоро здесь не будет, и тогда ты и впрямь сможешь притвориться, что твоей прежней жизни никогда не было.

— Не смей меня так называть! Эмма, ты ужасно со мной разговариваешь, — пожаловалась мать, садясь за обеденный стол.

Джерри сидел на своем обычном месте, уткнувшись лицом в газету.

— В этом все дело, верно? — спросила Эмма, указав на выцветший ковер и обшитые деревянными панелями стены. — Огромный шаг вперед для Марго Хартли! Не хочешь, чтобы кто-нибудь из твоих новых друзей узнал, что ты из трейлера.

При этих словах Джерри поднял глаза. Взгляд его жены метнулся к нему, а затем вернулся к Эмме. Мать нахмурилась и снова встала.

— Сейчас же закрой рот, — прошипела она, схватив дочь за руку и грубо протащив ее через гостиную. — После всего, что я для тебя сделала? Что мы для тебя сделали? И вот какую благодарность я получаю?

— Это что, шутка? — громко рассмеялась Эмма. — Я должна поблагодарить тебя за все, что ты для меня сделала? Как насчет того, чтобы начать с Джона, хмммм? Мне поблагодарить тебя за мужа номер два? За все, что он для меня сделал? Или лучше сказать со мной. Переезд в пригород и притворство, что ты любишь какое-то чмо из среднего класса, не меняет того, какая ты дерьмовая мать, и того, что ты позволяешь взрослым мужчинам делать…

Ее ударили по лицу.

Эмма все время ссорилась с матерью. Постоянно. Но до рукоприкладства дело никогда не доходило. Она часто представляла себе, как надирает своей матери задницу. Даже с применением бейсбольной биты. Но она никогда этого не делала. Она всегда поднимала подбородок и спокойно выслушивала все пререкания, потому что именно так поступил бы взрослый.

Видимо, нет.

Какое-то время они смотрели друг на друга. Казалось, Марго слегка ужаснулась от своих действий. Или, может, боялась возможной реакции своей дочери.

Эмма не двигалась. Щека горела, она учащенно дышала носом, но держала себя в руках. Просто смотрела на мать.

— Ох, детка, прости меня, я не…

Да ну нахрен, Эмма скорее предпочла бы получить еще раз. Она развернулась и пошла прочь. Выйдя из дома, она тут же захлопнула за собой дверь. Девушка устремилась вниз по дорожке и, услышав, как позади открылась дверь и ее окрикнула мать, не останавливаясь, пошла дальше.

Иногда Эмма казалась себе почти нормальной молодой женщиной. Когда-то ей нравилось пить, танцевать, встречаться с парнями и веселиться. Она была сексуальной, почти дерзкой. Эмма никогда не боялась подойти к парню, сделать первый шаг, взять инициативу на себя, когда большинство девушек ждали ее от парней.

И это всегда срабатывало. Она предполагала, что красива, но не слишком. Не классической красотой, как у Стейси, а скорее уникальной. У нее был... цветущий вид, что казалось забавным. А ещё темно-зеленые глаза и рыжевато-каштановые волосы, которые иногда казались почти ярко-рыжими, но не совсем. Её прямые и длинные волосы не завивались ни при каких условиях, но они были удивительно густыми, поэтому вполне ей нравились.

На переносице и скулах виднелись крошечные веснушки. Иногда она скрывала их косметикой, а иногда ее это совсем не заботило. Ее рот был дерзким, полным острых как бритва слов, но его внешний вид этому не соответствовал. Чуть вздёрнутая верхняя губа придавала ей вечно надутый вид и делала ее улыбку забавной. Большие, круглые, выразительные глаза дополнял носик-пуговка, окончательно завершающий образ “Сделано в Америке!”.

Однако, по какой-то причине, люди, казалось, на это западали. Она была высокой и худой с длинными ногами. Ее несколько раз спрашивали, не работала ли она моделью, и пока Эмма училась в средней школе, ее мать всячески на этом настаивала. Но потом она набралась храбрости и послала мать куда подальше.

Однако те времена остались в прошлом. Всё. Никаких больше вечеринок и мальчиков. Она слишком долго полагала, что, если кто-нибудь просто обратит на нее внимание, просто посчитает ее красивой, это решит все проблемы. Сделает ее цельной личностью. Поэтому она всегда с головой кидалась в отношения и дружбу. Дома жизнь всегда была такой ужасной, что, чтобы хоть как-то ее сбалансировать ей требовалось нечто удивительное.

Но и так у нее ничего не вышло. Снаружи ее ждал тот же кошмар, что и у нее дома, у нее внутри. Он просто лучше прятался. Ее отвратительная мать с армией своих бывших научила Эмму воспринимать себя как кусок мяса. Как какой-то инструмент, которым можно попользоваться и выбросить. Любое проявление внимания — это хорошо, так ведь?

Нет, не так.

Она устала.