обычный ежедневный спутник. Ее смывают водой из ведер и она уходит в песок. Сколько ее уже ушло? Неведомо. Сколько еще уйдет? Знает один лишь бог.

— Проявись! — не выдержав, воскликнул отец.

Его нетерпение можно было понять. Он хотел как можно скорее узнать каков же мой потенциал. Каков же будет наследуемый родовой атрибут. Эх, все никак не смирится с мыслью, что атрибутов в нашей семье уже давно никто не получает.

И в ближайшем будущем не предвидится.

Когда-то род Вяземских слыл своими сильными членами семьи, чьи умения пользовались уважением и спросом. Прадед моего отца, Константин Вяземский, был известным врачевателем. Его атрибут «Травник» вкупе со специализацией «Лекарь» давали невероятные успехи. Он лечил самого Императора и один раз, говорят, смог воскресить умершего. Хотя, думаю, это легенды.

Благодаря, кстати, Константину Вяземскому мы и стали аристократами — Император не забывает добра. Впрочем, как и зла.

Дядя отца был отличным боевым магом и мог с легкостью управляться со сложнейшими огненными заклятиями, третьего и четвертого уровней. Брат моего отца, был отличным менталистом. Еще один дальний родственник умел двигать горы.

В общем, были герои.

Но это было давно. Теперь же удача отвернулась от отца. Сам он не смог открыть в себе никакой атрибут. Старший сын Александр тоже до сих пор нераскрытый, хотя время уже давно подошло. Впрочем, двое других братьев так же без атрибута. Остался я. Самый младший из мужского рода Вяземских, на которого отец возлагал последнюю надежду.

Самый младший, самый презираемый. Младший, как последняя краюшка плесневелого хлеба, о которой вспомнили в самые голодные годы, когда закончилась икра и лобстеры.

— Проявись! — повторил отец, ожидая когда магические эманации начнут свое действие.

Обряд Первой Крови не врал. Он безошибочно показал правду про всех детей Вяземского. Пустышка, пустышка, пустышка. Все три раза. Но отец всегда говорил, что магия в таких случаях врет и надеялся до последнего, что способности у его сыновей все же откроются.

Купленный за бешенные деньги у мага Орловского магический субстрат чадно дымился и в этом дыме отец пытался рассмотреть хоть что-то, хоть какой-то намек на то, что будет мне даровано наследием Рода.

Я тоже смотрел. В клубах серого дыма видел каких-то барашков, слонов, волнистые волосы второй жены отца Анфисы. Про атрибуты ничего не было.

Отец, кажется, тоже ничего дельного рассмотреть не мог, потому что на его и без того хмуром лице, отразилась злость. Плохой признак.

— Кажется, тут что-то есть, — сказал я, указывая на небольшое скопление дыма.

— Брось, — пробасил отец. — Не надо меня успокаивать.

— Я правда вижу!

Там действительно что-то было, но вот только что именно понять не мог — не было такого опыта читать знаки.

— Все пустое, — обреченно вздохнул отец, отвернувшись. — Наш род мельчает. Нам скоро придет конец.

— Говорю же! Тут что-то…

Меня оборвал звук бьющегося стекла. Потом что-то тяжелое, черное упало под ноги. Булыжник?

Отец обернулся.

Ему под ноги покатился брошенный в окно предмет. Отец еще не усел понять что это, а я уже летел к нему, чтобы прикрыть от удара.

— Что за… — только и успел произнести отец, как бомба с глухим хлопком взорвалась.

В последний момент я успел закрыть собой отца.

* * *

— Ну что, ущербный, зассал сразу? — ухмыльнулся рыжий, поигрывая ножичком.

— Перестаньте! Что вы делаете?! — пропищала девчонка.

— А ты заткнись, курва. С тобой отдельный будет разговор, — и вновь повернулся ко мне. — Ну, что скажешь, ущербный?

— Скажу что зассал ты сам! — как можно спокойней ответил я.

— Что?! — рыжий не поверил, что я осмелился дерзить ему.

— Говорю что ссыкло тут ты. Идти с ножом против инвалида — это верх ссыкливости.

— Ты это слышал, Вася? — обратился Рыжий к напарнику.

— Дерзкий! — констатировал тот.

— Дерзкий тут только ты, — тут же ответил я. И улыбнулся: — Дерзкий, как понос резкий. Выбрось ножик и давай просто на кулаках выйдем, или слабо?

— Да ты совсем попутал, бля! — завопил Рыжий и двинул на меня.

— Беги! — шепнул я девчонке, а сам крутанул колесо, разворачивая коляску так, чтобы тяжелее было догнать, перегородил путь.

Но никто девчонку уже и не думал догонять, все внимание было приковано ко мне.

— Ты кто такой, ущербный? Бессмертный что ли? Или действительно на кумарах облупленный?

Я молчал, слушая лишь как за спиной быстро цокают каблуки убегающей девчонки — все дальше и дальше. Мне не было страшно. Напротив, я испытывал какое-то эйфорическое чувство. Я ощущал наконец жизнь, ее кипучую волнительную волну, накатившую на меня. И пусть я не мог оказать этим уродам физическое сопротивление, но все же я чувствовал, что живу по настоящему.

Я словно был на турнике.

— Валите нахер отсюда! — рявкнул я и будь я проклят если эти двое на мгновение не заколебались, почувствовав вдруг во мне звериную уверенность.

Правда длилось это не долго.

— Охерел! — выдохнул Рыжий и резко ткнул меня ножичком.

Я не успел почувствовать боли — лишь толчок в грудь. А потом что-то влажное горячее потекло по футболке.

— Колян, ты чего? — выпучил глаза второй.

— Уходим, — спокойно сказал Рыжий, воровато оглянулся и отошел от меня. — Уходим! Живо!

Гопники рванули в ближайшую подворотню, оставляя меня одного.

Неужели прогнал их? Офигеть! Я не верил собственным глазам — обидчики удирали. Ух! Все-таки, что-то да могу! Да, немного подбили, но это ерунда.

Или не ерунда?

Я глянул на грудь и с ужасом увидел, что вся футболка залита кровью. Из раны в районе сердца хлещет фонтан. И с каждым толчком становиться все меньше и меньше.

Во рту пересохло. Я вдруг почувствовал слабость. Попытался закричать, но не смог. Вот ведь черт, попали в самое сердце. А это значит…

Пять минут настоящей жизни взамен на смерть. Но это стоило того. Я был на турнике. Я жил…

Я умер все также продолжая сидеть в своей коляске, но уже с улыбкой на губах.

* * *

Мягкий свет облизнул лицо — я почувствовал его и невольно улыбнулся. Было приятно. Словно воскресное утро, когда никуда не надо спешить и ты знаешь — еще целый день впереди.

— Он просыпается! — прошептал тихий женский голосок.

Просыпаться не хотелось. Еще немного, полежать, поваляться и понежиться в кровати. Это давно забытое чувство, когда ноги высовываются из теплого одеяла в утреннюю прохладу комнаты.

Стоп!

Ноги? Чувствуют?

Я замер. Приснилось? Да, верно приснилось. Ноги давно уже ничего не чувствуют.

Постой. А как я оказался в кровати?