— Есть! — отчеканил тот.

Мы двинули к санпропуснику.

* * *

На складе нам выдали оружие — каждому по автомату. Пару магазинов с патронами. Гамильтон при этом радостно улыбнулся.

— Без моего приказа не заряжать! — рявкнул Карасик. — В нарушителя имею полное право согласно Уставу стрелять. И поверьте мне — этим правом я обязательно воспользуюсь.

Стало понятно сразу — Карасик не блефует.

Помимо оружия также выдали фонарик, который можно было закрепить на голове, не занимая рук; одну аптечку; пластмассовую фляжку с водой; сухпай.

— Опять гастрит даете? — проворчал Карасик, осматривая пакет.

— Что есть, — пожал плечами кладовщик.

— Выдай нашим парням нормальное питание — от этого быстрее загнемся, чем от вражьей пули.

— Говорю же — все, что есть!

Карасик принялся живо спорить с кладовщиком, выбивая хорошие сухпаи, а мне было все уже безразлично. Я понимал, что не успел сообщить ни Ольге, ни Бартынову, ни Воцлаву о том, что меня отправляют за Барьер. И теперь ничего уже не сделать.

Сухпаи выбить удалось — не другие, хорошие, а только двойную норму каждому.

Получив нужное, двинули к Барьеру.

…Мы стояли в пропускной зоне, напряженно молчали, не зная что сказать. И даже Карасик был молчалив, не травя своих черных анекдотов и не задавая мозговзрывные загадки.

Лишь только Гамильтон то и дело косился на меня и недобро сверкал глазами. Пойти в открытую против меня ему мешал Карасик. Гамильтон фыркал по собачьи, потом принимался гладить автомат, не двусмысленно поглядывая на меня.

Оглянув всех тяжелым взглядом, Карасик сказал, что будет стрелять в каждого, кто посмеет бежать или нарушит дисциплину.

Стоящий рядом мордатый подполковник одобрительно кивнул, сказал:

— Верно. Военное время, ебана. Стрелять можно. Не осудят. Ссыкливых лучше сразу в расход. Они только мешать будут, ебана.

Среди боевой бригады повисла гнетущая тишина.

Карасик кивнул, едва слышно произнес:

— Один на примете точно есть. Посмотрим как поведет себя. Надо будет — пристрелю.

— Верно, — кивнул подполковник.

— Охренеть! — только и смог вымолвить Клим. — Вы что, в своих стрелять будете?!

— Разговорчики в строю! — рявкнул Карасик.

Он словно бы изменился. От было веселого парня не осталось и следа. Теперь это был сосредоточенный солдат, готовый выполнять любой приказ. Готовый убивать. Словно сжатая пружина, он был напряжён, сосредоточен. Не хотелось бы мне увидеть, как эта самая пружина выскочит из своих тисков.

Зазвучала сирена. Громко, пронзительно, страшно.

Врата начали медленно открываться. И в каждом движении ощущалось величественность. Барьер был словно огромным хтоническим монстром, а Врата его ртом. Еще мгновение — и он проглотит нас.

Чернота, показавшаяся между створок, росла, обнажая первозданный космический мрак, давящий на сознание своим отсутствием дна.

— Господи Иисусе! — выдохнул Шталин, испугавшись.

Я тоже струхнул, впрочем, как и все остальные.

Повеяло холодом, леденящим, пронзающим.

— Зажечь огни! — приказал Карасик.

Мы включили фонари. Но те едва ли смогли разбить тьму — настолько она была плотной.

Низкий раскатистый стон вырвался из зева пасти Барьера. Остап невольно отпрянул назад. Врата и в самом деле напоминали огромную пасть. Добровольно идти туда не у кого не было желания.

— Давай, сынки! — внезапно по доброму произнес напутствие подполковник. — Не дрейфь!

— Первая группа — пошла! — крикнул Карасик. — Вторая группа — пошла! Третья группа — пошла!

Выход за Барьер был открыт и мы вошли во тьму.

КОНЕЦ ВТОРОГО ТОМА