ступила за ворота, как странное чувство охватило всё её существо.

Роскошный особняк, в котором дотоле бурлила жизнь, не останавливавшаяся даже на время болезни Анны, вдруг замер в ожидании чего-то страшного и неотвратимо приближающегося. Будто зловещая тень окутала всё вокруг — великолепные наряды придворных красавцев померкли, сияние бриллиантов уже не радовало глаз, а ухоженные лица придворных были мрачны. Все вполголоса перешёптывались, бросая друг на друга беглые многозначительные взгляды. Жизнь в этом, будто заколдованном, дворце тянулась медленно и мучительно, а роковые события, казалось, уже были совсем близко.

На тропинке Арабелле, как всегда, попался Солсбери.

— Приветствую моего дорого адмирала, — лёгкий изящный поклон, какая-то особая, будто кошачья, грация, но всё же… Что же изменилось, почему он всё время прячет глаза, избегая смотреть на старого приятеля Сильвера?

— Рада Вас видеть, граф, — натянуто улыбнулась Арабелла, — вот, в последний раз в Кенсингтоне. Послезавтра выходим в море.

Почему же всё-таки она сказала «в последний раз»? Слова прозвучали так, будто она пришла сказать всем последнее «прости», навсегда расставаясь с тем Кенсингтоном, который так хорошо знала… А разве не так? Разве не понимает она, что больше не увидит Анну, и что сегодня — их последняя встреча? Никогда смерть не подходила к ней так близко, что она остро ощущала её холодное, леденящее дыхание… Отец? Но всё произошло в мгновение ока, и она сама не успела осознать, что его больше нет… Педро Альварес — первый человек, которого убила она сама… Его удивлённые, полные боли глаза…. Нет, она никогда его не жалела, ведь она просто хотела защитить себя от того, что непременно случилось бы, если бы он остался в живых… Тогда она ещё не могла представить себе, что бы это было, но теперь… Сколько истерзанных женщин она видела на своём, ещё таком коротком веку? Десятки, а может быть, сотни… Кого-то из них, вдоволь насладившись, выбрасывали в море, а немногие оставшиеся в живых, наверное, до сих пор болтаются в каком-нибудь порту, разменивая себя на очередную порцию похлёбки… Нет, она никогда в жизни не жалела о том, своём первом в жизни убийстве, предотвратившем её неминуемое падение… А потом — сколько таких же, как она, людей валились на палубу, заливаясь кровью, под ударами её сабли? Сотни, а, может быть, тысячи… Но никогда она не ощущала смерть так близко, как сейчас… Почему? Одно дело война, а совсем другое — медленно умирающий в своей постели человек, испытывающий бесконечные мучительные страдания, оборвать которые может лишь смерть…

— Вы к королеве? — слова графа прозвучали так, будто он спросил «Вы пришли проститься с ней?»

— Да, — сухо ответила молодая женщина, опустив глаза. Конечно, какой бы не был повод для визита, но на самом деле она пришла проститься с ней… С той женщиной, в которой она успела узнать не просто могущественную королеву, но слабого, вечно сомневающегося, измученного жизнью и бесконечными несчастьями человека.

Они шли по тропинке и тихо беседовали. Сколько времени прошло с тех пор, когда граф впервые встретил её на том же самом месте? Совсем немного — четыре года, но вместе с тем — почти вся жизнь… Как изменилось всё с тех пор — и Кенсингтон, и Анна, да и сама Арабелла. Разве что граф по-прежнему неотразим, будто бы время не властно над ним… Хотя нет — и он изменился, стал более скрытным, избегает смотреть в глаза… Следует на полшага позади — лишь бы она не видела выражения его лица…

Так, молча, не зная, что сказать друг другу, они шли по дворцовым коридорам. Вокруг стояла странная тишина, и редкие попадавшиеся им придворные шептались по углам, бросая быстрые взгляды то на бесшумно скользящих мимо слуг, то на неярко освещённый коридор, ведущий к королевским покоям.

— Последние штрихи Вашей блистательной операции? Неужели мой милый приятель снова бросил вызов Моргану и Дрейку?

Граф снова шутит, но юмор его почему-то деланный, неестественный… Будто он делает это лишь для того, чтобы она думала, что на самом деле ничего не случилось… Беглый изучающий взгляд, будто бы невзначай брошенный на старую приятельницу… Да, он пытается отвлечь её, заставить не думать…

— Да вот, планирую обсудить операцию в Кадисе, — Солсбери, любимец королевы, был допущен на все, даже самые секретные совещания, проводившиеся в Кенсингтоне, — хорошо, что мы с Вами встретились.

— Да, — кивнул ей граф, — подождём немного в приёмной, пока не придут остальные, — и он шепнул что-то на ухо слуге. Тот развернулся и вышел из комнаты.

Наконец, они вошли в приёмную, и снова тяжёлое, гнетущее ощущение заставило сердце молодой женщины сжаться от страха перед чем-то близким и неотвратимым. Но вот, наконец и они — подтянутый, бравый лорд-адмирал и такие же, под стать ему, члены Адмиралтейства. Будто бы не случилось ничего — лишь обсуждается очередная военная операция… Но вот министры — подавленный Харли и нахмуренный, но втайне довольный Болингброк. В уголках глаз виконта наметилась едва заметная, но торжествующая улыбка. Солсбери незаметно взглянул на Арабеллу, и она ответила ему так, как уже не раз отвечала — короткой синей вспышкой из-под чёрных ресниц, на мгновение взлетевших и тут же опустившихся вниз. Они поняли друг друга с полувзгляда — интрига Болингброка удалась — Харли уже на грани падения. Но надолго ли торжество виконта? Хотя какое это сейчас имеет значение — тогда, когда Анна…

— Приветствуем нашего адмирала, — склонившийся в поклоне Болингброк едва заметно прищурился. Он понимает всё. Понимает и принимает меры, усердно продвигая на английский престол родного брата пока ещё царствующей королевы. Надеется, что в этом случае будущее его обеспечено — Претендент наверняка осыплет его своими милостями. А Харли — да Бог с ним — сам виноват, что был слишком нерешителен, да и зачастую забывал о деле — то за своими древними манускриптами, то за очередной рюмкой спиртного… Умный и жестокий Болингброк — не дай Бог стать ему поперёк дороги. Но разве есть ей сейчас до него дело? Бог ему судья, как и Харли, да и всем этим людям. Все когда-нибудь будут, так же, как и Анна, стоять у порога вечности…

— Пора, господа, — кивнула Арабелла, ответив виконту столь же мимолётным взглядом. Как легко научилась она этому придворному языку — непонятному для непосвящённых, но такому необыкновенно красноречивому…

Но вот слуга открывает дверь… Сейчас она увидит её — последний раз в своей жизни… Сердце замерло, и на душе стало холодно и неуютно… Сейчас она встретится лицом к лицу со смертью, стоящей совсем близко… Тягостный скрип